Тайны и парадоксы времени

.Камера, куда меня поместили, была маленькой, зато народу в ней — под завязку. «Статьи» были в основном «политические», хотя мужики сидели в основном малограмотные. Исключение составлял один офицер, его «подвел под статью» сосед, которому не нравились чужие огуречные грядки под окном; сам сосед сидел в соседней камере, на него «настучали» другие. Офицер же мне и подсказал, как мне выйти из тюрьмы живым. Он понял, что я парень умный, но в «современном моменте» ничего не смыслю. Теперь, когда надсмотрщик приносил в камеру ежедневную порцию бумаги для курева, мужики подолгу терпеливо ждали, пока я из обрывков составлял фрагменты газет и устраивал им коллективные чтения. За компанию тогда я и втянулся в курение (в Будущем не было такой глупой привычки), зато через пару месяцев в политике разбирался на «отлично». Помогло и то, что, в отличии от остальных, я знал истинные цели Сталина и Гитлера, а значит мог читать «между строк».

Перед войной меня освободили. Попал служить в аэродромную службу бомбардировочного полка вблизи Баку. Во время финской войны все опасались, что англичане начнут бомбить кавказские нефтепромыслы (Действительно, такие планы Англией готовились, хотя по другой версии, это был намеренный блеф, разведка Великобритании в марте 1940 года лишь подбросила Сталину фильм, в котором намекала, что тяжелые бомбардировщики «Веллингтон» с базы королевских ВВС в иракском Масуле готовы нанести удар по тогда единственному в СССР крупному району нефтепромысла в Баку — В. Ч.). Я помнил, что Англия наоборот будет нашим (именно «нашим») союзником, что бомбежка Баку будет предотвращена «благодаря» действиям Гитлера, но. тюрьма кое-чему успела научить, и я «опасался» и «был бдительным», как все. И так же как все, «верил» Сталину, соглашался, что война с Германией вовсе не начнется в 1941-м.

Зато когда Гитлер «внезапно» напал, я уже в воскресенье 22 июня, когда офицеры были просто ошарашены, читал бойцам лекции о германском зверином фашизме. Так и стал комиссаром, политработником. Рисовал плакаты, в Будущем умеют рисовать практически все, вот мне здесь это и пригодилось. Летчики всегда с удовольствием слушали мои политбеседы, особенно когда я анализировал дальнейшие ходы союзников и противников. Надо было лишь не сболтнуть ничего из того, что станет известным только после войны.

Последние надежды на помощь из своего века исчезли, даже если бы она прилетела теперь, она просто не нашла меня — так уж меня жизнь кидала из стороны в сторону! Прошел войну комиссаром, потом объездил со своей эскадрильей практически всю Восточную Европу, Север, Среднюю Азию, Россию. В том веке, откуда я родом, цены бы мне не было! Со стороны, конечно, они все основные события истории видели, но одно дело подглядывать незаметно из аппаратов, совсем другое — когда всю эту «историю» своими руками чувствуешь.

Обзавелся семьей, вышел на пенсию, так незаметно и жизнь к концу подошла. Здоровья — уж никакого, так что до того момента, когда создадут первые МВ, я не доживу. Надежда была только на поисковые группы из Будущего, теперь найти меня проще, достаточно обратиться в паспортный стол, но я сам стал частью Истории. А это приговор для меня: никто не имеет права забрать человека, от которого что-то зависит в Прошлом. Единственное, чем я могу «подсластить себе пилюлю», — я оставлю им, современникам, информацию. Я же знаю, какая именно информация о Прошлом ценится в Будущем, рано или поздно они получат от меня эту «посылку», пусть не поминают лихом."

Я бы еще добавил за него: «.и считают в какой-то степени разведчиком.»

. Он ушел из жизни 19 октября 1991 года (странное сочетание «девяток» и «единиц») ровно через 2 месяца после августовского так называемого путча в Москве, который как раз и помешал мне приехать в этот город в конце лета спустя год после последнего, четвертого или пятого нашего разговора. Он умер за два века до собственного рождения.

Осталась его вдова, его ученики, его «посылка» и его личные тайны. Поначалу я предполагал, что говоря о «посылке» он имел в виду именно своих немногочисленных, но верных учеников. Именно так он их и называл, хотя сам никогда не был учителем. Просто знакомился с соседскими мальчишками и девчонками, учил их рисовать, писать стихи и прозу, говорил с ними о неприходящих ценностях. Учил жить благородно. «Ученики» уж сами взрослые дяди и тети, но периодически слали до последнего дня Евгению Иосифовичу письма-отчеты форматом с приличную бандероль. Да, таким верным ученикам можно было доверить свою тайну, и они донесли бы нужную устную либо письменную информацию через детей и детей своих детей! Но. я обзвонил, наверное, всех, осторожно интересуясь поручениями Учителя. Нет, никто даже не догадывался о «великой миссии» казалось бы столь знакомого человека.