Читаем Тайное имя — ЙХВХ полностью

В арабских деревнях, где невесты сидят на привязи и цены на них кусаются, никого в сущности ничем не удивишь — ни зоофилией, ни другими радостями. Но если попался, пеняй на себя. А тут ахметка попался не с другим ахметкой, а с ровесником из Замарина. Судьба ахметки предрешена. Взятых с поличным в деревнях карают с жестокой целесообразностью: он будет подвергнут членовредительству, благо некоторые увечья все еще в цене.

Наамана, согласно местному кодексу, предали в руки Московичи-отца. Со времен Руссо то, что противно природе, отвратительно просвещенной Европе. Даже оправдываться неприлично: мол, нашего мальчика оклеветали, попытка шантажа — а они просто яблоки вместе воровали… мальчишки. Нет, уж лучше сидеть нахохлившись и молчать. Все равно правду в мешке не утаишь. Одно утешение: когда по сигналу архангела тайное станет явным, каждый будет, как на ладони, со своим непотребством.

Тайное непотребство живет в каждом человеке — Кай человек. Александр тоже. И есть черная страница, которую не выдерешь. Обсуждая с Саррой ее зачисление в шайку, брат и сестра договорились до того, что и она должна клясться, положив ему руку под стегно.

— Это как?

Он показал.

— Ну, не при всех, зато… — он умолк.

— Что «зато»?

— Зато по-настоящему.

— Ну, конечно, по-настоящему. Я же тебе не чужая, я твоя сестра.

Раз не чужая, чего же откладывать согласье на это торжество.

Я правильно делаю?

— Да. Так держать.

— Клянусь дыханием Всевышнего, моим избранием и памятью Якова охранять Страну Израиля от мадиан по примеру Гидеона. Клянусь по примеру Иерубаала вырубать их священные рощи и сокрушать их баалов. Клянусь, что никакая пытка не исторгнет у меня нестерпимого желания отречься от Всевышнего, даже пытка пыткою родного отца. Да лишится отступник места в грядущем… ой!

Завидя муку на его лице:

— Это больно, да?

— Нет, наоборот.

«Я же тебе не чужая». Раз «не чужая», два «не чужая». И прорыв в третье измерение: клятва наполнилась смыслом, неотделимым от утраты Саррой чистоты. Знал бы об этом ее супруг Хаим Авраам, что бы испытал он — чувство облегчения (своя кровь) или прямо противоположное? До срыва резьбы? Всякий раз, когда кто-то новенький присягал, от слов «клянусь дыханием Всевышнего» ее круглые щечки рдели и дыхание учащалось.

Так продолжалось до отъезда Александра в Америку, где боязнь пространства вытеснила прежний страх, такой же неотступный и грозный — что Сарра забеременеет. Он бы ее тогда убил. Как-то Сарра пересказала ему содержание одной книжонки: во время войны французская шлюха, тоже еврейка, убивает прусского офицера. Проткнула ему горло за то, что он оскорбил в ее лице Францию. Плохо, что в темноте… А я губами отыщу эту ямку под горлом. И закапывать не надо. Решат, изнасилование. Следы ведут в Эль-Джемаль или в Бурджу, куда еще? А шило помыть и положить на место.

Но Сарра не забеременела.

<p>Возвращение блудного брата</p>

Теперь она была первой, кто повстречался ему по возвращении.

— Алекс! — она бросилась ему на шею.

— Сарра! А ты повзрослела, больше не рыжая.

— А ты не изменился. Такой же Гидеон.

— Скажи спасибо, не Ифтах. Тебе жертвенный нож не грозит[68].

Они шли позади коляски. Александр оглядывался по сторонам. Узнаванием весь искололся. Это острое мгновенье — первое. Цени его, оно быстро притупляется. Филадельфия же окончательно стала заморским мороком… и слава Богу!

— Ну, рассказывай, Сарра.

— Это ты рассказывай. А то умоешься с дороги и все смоешь.

— Я памятливый, — многозначительная пауза. — Рассказывай, что дома? Что отец?

— Дом на месте, куда он денется. И через сто лет будет стоять. Папа как всегда: плохо слышит, хорошо соображает.

— «Давай жить другим, тогда и тебе дадут».

— Он так никогда не говорил. Это Арон за него придумал.

— Но это его философия. А что Арон? Производит для турецкой армии манну небесную? У них запоры, небось, как у евреев в пустыне[69].

— У самого у тебя запоры. Еще немного, и удастся вырастить новый злак, среднее между пшеницей и овсом. Скоро саранче конец. Надо только, чтобы им было невкусно.

— Это Арон тебе сказал?

— Его помощник. У него теперь есть помощник, который учился во Франции.

— Смотри-ка, помощник — француз, автомобиль — французский. Или купил себе новый? Американцы каждый год покупают себе новый автомобиль. А как Ривка, нашла свое счастье?

— С чего ты взял?

— И ты тоже нет?

— Я? — Сарра принужденно расхохоталась. — Мне Московичи предложение сделал.

— Нааман?! Ты послала его к черту? Да он зайн себе от арабского дерьма не отмыл.

— Я так ему и сказала — что брезгую. И что ни одна приличная девушка не будет срамиться.

— Сарочка, я люблю тебя. А он что?

— А Московичи уехали, все продали и уехали. Говорили, что в Германию, но кажется, в Гедеру. В общем, были да сплыли.

— А помнишь, как мы с тобой…

— Нет, забыла, и ты забыл.

Притча о блудном брате — не из мидраша, пусть и наша. «Заколол Эфраим-Фишель тучного тельца».

В разгар семейного празднества раздается:

— С возвращением в отчий дом! — это входит Арон. И отцу в ухо: — Извини, не могли раньше!!!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза