А тем временем Сарра открыла свою кладь: баул и несессер — и распорядилась нагреть воды. И в ожидании, когда ей приготовят ванну, вышла на балкон: грохот, как при возведении пирамид, пыль, как от египетской конницы. Со второго этажа было видно, что полстанции разбито: действовала только левая сторона — где билетная касса и камера хранения. Подумала: чемоданы будут ждать ее в Хайфе, если только не уедут дальше, в Яффу.
Она ходила по комнате, не зная, чем занять руки: и складывала их под грудью, сцепив пальцы, и всё вытирала ладони о юбку. То сидела боком на стуле, сцепив на спинке пальцы и уронив на них голову. Обводила комнату бесцельным взглядом, которым не за что было зацепиться: пустой взгляд скользил по пустой инкрустированной перламутром мебели. «Дамишк», — она знала эту дамасскую стругальню в стиле «луи каторз». Сидят артели и пилят, и клеят.
«Да что со мной!» Ласкавшая себя мечтами о переселении душ, она протестовала против подселения армянки. В метемпсихозе это зовется «уплотнением». Не имеете права! А тебе предъявляют расщепленные пальцы и три выстрела кряду.
Она вновь принялась ходить, то сцепив пальцы, то вытирая влажные ладони о бедра. В эту пору в помещении и на улице, внутри и вне одинаково промозгло, и стынешь всем телом. А тут еще не стихающий грохот и клубы строительной пыли: возводят новый вокзал, Хиджазский, с которого поезда будут ходить в Мекку по войлоку.
— Ванна готова, саидати.
На расстоянии вытянутой руки стоят три кувшина кипятку, чтоб подливать. Какое блаженство (земное, довольно с нас небес) — погрузиться в эту лохань на медных когтистых лапах посреди умывальной комнаты и закрыть глаза. Эту книгу можно читать только с закрытыми глазами.
Я прокралась в темницу, твоя жена Сарра. Сижу у тебя в ногах. Кисти рук царя прикованы к изголовью. Ты не можешь шелохнуться. «Лежи покорно, — приказываю, — не шевелись». Откинула покровы. От благовония мастей твоих закружилась голова, и я пала лицом на колена твои. «Со мною с Ливана, невеста! — кричишь. — Со мною несись с Хермона! С вершины моего Хермона!» — «Меня свел с ума, — говорю я, подняв лицо, — нардический аромат твоих чресел». — «Нард это ты. Ты нард и корица, а я смирна и алоэ». Волосами щекочу подошвы твоих ног. Золото боится щекотки? «Сарра, не мучь меня». Бесаме, бесаме мучо! (Так Рафаэль Абулафия всегда говорит.) Я провела грудью по твоим устам: «Бесаме мучо!» Ты: «Два сосца твои, как двойня молодой серны. Спаси меня, твоего Машиаха, сжалься над Царем Иудейским!» Царь мой — раб мой. Кедр, Ливану равный. Сейчас разомкну, и спадут оковы с тебя. Беги, возлюбленный мой! Будь подобен молодому оленю в расселине горы.
Протянула руку, долила горячей воды и давай читать с другой страницы.