– Хватит с нас показного шика, верно? Эстер должна выглядеть по-другому, целомудренно.
– Ах… может быть, ей подойдет образ богини Дианы? – Мадам Пишо накинула ей на плечи шелковую ткань. – Вариация классической темы – платье будет лежать волнами, вот так, скрывая худые плечи. А при таких волосах все ее платья должны быть бронзовыми и золотыми, но только не белыми. Она будет разительно выделяться в толпе других молодых леди. А вечером ей лучше носить зеленое, чтобы подчеркнуть цвет глаз.
Затем она молча ждала, пока искусный куафер усмирит ее густую гриву.
– Всегда заплетайте косички близко к голове, вот так, – учил он Клотильду, которой предстояло каждый день делать Эстер прическу. – Чтобы нежные черты лица больше не затенялись ничем. И длина… ах, мы оставим эти великолепные пряди, которые будут каскадом спадать по спине.
У Клотильды каждое утро уходило больше часа, чтобы укладывать ее тщательно напомаженные кудри по вкусу леди Огасты, но, если так надо, чтобы выглядеть достойной Джаспера, она все вытерпит. Эстер решила не подводить его ни своим внешним видом, ни своим поведением.
Эстер была поражена, сколько всего ей понадобится, по словам леди Огасты, чтобы убедить свет, что она – достойная партия для Джаспера. Почти каждый день они тратили массу времени на покупку перчаток, шляп, ботинок и домашних туфель разных оттенков в тон многочисленным платьям, которые приносили от модистки, не говоря уже о лентах для волос, нижних юбках, чулках и веерах.
Постепенно представители высшего света возвращались в Лондон. Весть о помолвке маркиза Ленсборо распространилась со скоростью лесного пожара. Говорили, что на одном рождественском приеме в Йоркшире он сделал предложение никому не известной девице. Вскоре гостиная Эстер наполнилась утренними посетителями.
– Должна сказать, – призналась она как-то Эм, когда они разворачивали очередной пакет, присланный модисткой, – что сейчас в Лондоне гораздо больше сознательных особ, чем в мой прошлый приезд в Лондон. Я получила массу приглашений на благотворительные вечера и балы!
Эм хихикнула:
– Естественно, люди на все готовы, лишь бы иметь возможность сказать, что знакомы с настоящей маркизой. Ради этого они готовы даже помогать беднякам!
– Нет, конечно же все не так!
– Не будь такой наивной. Все жаждут добиться какого-то положения в земной жизни гораздо больше, чем получить воздаяние на том свете!
Эстер с грустью положила новую зеленую шляпку-кивер в коробку, на слой папиросной бумаги. Почему она сама ничего не заметила?
Она, правда, быстро поняла, что многие надеются снискать благосклонность Джаспера, делая пожертвования в его благотворительный фонд. Она вздохнула. Так трудно привыкнуть к тому, что теперь она обитает в тех же высших сферах, что и он!
– Кроме того, леди Огаста делает из тебя какую-то святую. Уверяет, что ты совершенно бескорыстна; рассказывает, как она рада, что ее сын нашел такую достойную женщину, с которой пойдет по жизни, как ты любишь делать добрые дела…
Притворившись, будто сердится, Эстер бросила в подругу перчатки.
– Наверное, она говорит так только для того, чтобы позлить недоброжелателей, которым хватает глупости отпускать нелестные замечания о моей внешности.
– Раз уж ты об этом упомянула, вспоминаю, как она бросилась восхвалять тебя, сказав, что девушка, которая станет матерью следующего маркиза, должна быть не просто украшением своего мужа. Что ее сына, несомненно, привлекла твоя врожденная добродетельность.
– Ах, какая чушь! Джаспера во мне никогда ничего не привлекало. – Эстер рассмеялась, но сама поняла, что ее веселье вышло наигранным. Она ему совсем не нравится; более того, чем чаще он ее видит, тем меньше она его привлекает. Конечно, он по доброте душевной не позволяет себе грубо отзываться о своей невесте. Однако всякий раз, когда они встречаются на публике, он смотрит на нее так, словно готов задушить ее, если она совершит какую-нибудь оплошность.
И даже когда им удавалось урвать несколько минут наедине во время их ранних утренних верховых прогулок, он говорил о чем-то безличном: о лошадях, о необходимости реформ, о том, как успешно идут дела в фонде помощи для бедных сослуживцев Бертрама. Чем больше он открывал перед ней свои мысли, тем больше она им восхищалась и тем большее уныние испытывала. Что такой человек, как Джаспер, нашел в простушке вроде нее?