Графиня понемногу успокаивалась.
— Так, значит, мое отвращение ко всему, что связано со Страсбургом, основано только на этом? Не потому ли я не могла вспомнить -имени француженки, что хотела освободиться от воспоминаний, связанных с нею?
— Вы делаете успехи в психоаналитике, — смеясь, заметил доктор.
— Еще один вопрос, — перебила его графиня. — Скажите, доктор, что за оскорбление нанес моему отцу тот человек, которого он вызвал на дуэль?
— Я отвечу и на это, хотя, может быть, причиню вам некоторую боль. Ваш прадед, граф Карло Феличе ди Пассано, был последним комендантом Венеции. И он остался верен своей присяге. Поэтому, после того как борьба решилась в пользу Италии, ему пришлось бежать в Австрию. Его сочли изменником итальянского дела. Вот поэтому вам и вашему отцу пришлось путешествовать по австрийскому паспорту, хоть я и убежден, что в ближайшее же время вы перемените это подданство на другое.
И доктор тяжело вздохнул. Графиня не сводила с него глаз. А когда он направился к двери и окликнул астролога, она зарделась, словно роза.
— Синьор Донати, — сказал доктор, — старый мессер Марко Поло утверждал, что голубка пуглива и что поймать ее нелегко. Но мне кажется, что ее можно( перехитрить. Я убежден, что вам удастся победить меня на другом поприще. Разрешите чокнуться с вами.
И они торжественно опорожнили свои бокалы. Золотой рассвет вставал над Венецией. Сквозь щели жалюзи струился солнечный свет.
Доктор заговорил снова:
— Ну а что касается пари, заключенного нами в Амстердаме, то боюсь, что оно останется неразрешенным. Кому из нас в теории удалось наиболее глубоко проникнуть в духовную сущность клиентки, я не знаю, но кому это удалось на практике, мне известно. И я кланяюсь победителю!
И снова доктор поднял бокал — теперь в честь графини Сандры и астролога. Они оба глядели на доктора, словно не решаясь поверить своим ушам. В глазах графини светилось изумление и негодование вместе. Астролог же просто разгневался. Но добродушная улыбка доктора обезоружила его. Он был слишком простосердечен и мил, чтобы на него сердиться, и гнев их растаял. Отведя глаза от доктора, они скрестили взоры и, возможно, в глазах друг друга прочли нечто, о чем раньше не догадывались.
Доктор взял под руку Этьена и поспешил увести из зала. Внизу, под балконом, струились воды Большого канала, похожие теперь на поток расплавленного золота, струящийся между двумя шеренгами дворцов.
Дворцы в этот час казались высеченными из розового мрамора, с наступлением дня они померкнут, так же как и воды канала, обратятся в дряхлые неприглядные строения. Но сейчас город был прекрасен, словно сказочный сон. Доктор мечтательно глядел на древний город лагун. И внезапно, к сильному удивлению Шмидта, он воскликнул:
— Не все ли равно, кого вопрошаем мы, желая познать себя, — вечные ли звезды или свое собственное сердце?! Ведь в мире нет ничего, что прежде не существовало бы в нашей душе, и в нашей душе нет ничего, что ранее не существовало бы в этом мире! Счастлив тот, кто носит в своем сердце любовь!
И доктор снова возвратился в банкетный зал, где за мгновение до того наследница мессера Милльоне принесла в дар своему избраннику последнюю треть миллионов своего знаменитого предка.
Эдгар Уоллес
Тайна жёлтых нарциссов
I
— Боюсь, что не вполне поняла вас, мистер Лайн, — сказала Одетта Райдер и мрачно посмотрела на молодого человека, сидевшего за письменным столом.
Ее нежную кожу заливала густая краска, а в глубине серых задумчивых глаз мерцал огонек, предвещающий грозу. Но мистер Лайн так был уверен в себе, в своих способностях и впечатлении, производимом его личностью на других, что все люди, как ему казалось, должны покоряться его воле.
Он не смотрел ей в лицо, взгляд его лишь скользил по ее прекрасной фигуре, он любовался стройной осанкой, красивым очерком головы и тонкими нежными руками.
Он смахнул со лба прядь черных волос и улыбнулся, теша себя мыслью, что его лицо свидетельствует об умственных способностях, а бледность этого лица — о долгих размышлениях.
Он отвернулся и взглянул в большое внутреннее окно, из которого открывался вид на оживленные торговые помещения фирмы Лайн.
В свое время он велел устроить свое бюро над залами, а окна расположить с таким расчетом, чтобы в любой момент одним взглядом можно было проконтролировать важнейшие отделы предприятия.
Несколько раз он отворачивался от окна. Он знал, что внимание всех девушек в магазине сконцентрировано на сцене, разыгрывающейся в его кабинете, хорошо обозримом с нижнего этажа.
Одетта прекрасно понимала, в чем дело, и чем дольше ей приходилось оставаться здесь, тем несчастнее и неуютнее она себя чувствовала. Она сделала движение в сторону дверей, но он удержал ее.
— Мне кажется, Одетта, что вы в самом деле неправильно меня поняли, — произнес он мягко, мелодичным и почти ласкающим голосом. — Прочли ли вы мою книжицу? — внезапно спросил он.
— Да, сэр, кое-что, но не все, — ответила она, и густая краска вновь залила ее щеки.
Он рассмеялся.