Тайна визиря Шимаса

Далее письма тоже, казалось, были более чем невинными и одинаковыми. Речь шла о гарнцах зерна и киратах пряностей. Но только полный безумец не прочитал бы, что на самом деле некий добрый «дядюшка» педантично, до последнего фельса, сообщает о величине процентов, начисленных за истекший месяц.

Шимас пробежал глазами сначала один листок – одно письмо, потом второй…

– Да, почтеннейший, презабавно. Этот воистину наглый наглец не боится даже подписываться собственным именем…

– О мудрейший, у меня есть сомнения в том, что имя этого нечестивца – подлинное. Хотя сейчас важно не это, а имена тех, кому эти письма адресованы…

Увы, Шимас от гнева не обратил внимания на самое важное. И он подосадовал, что служака чуть ли не пальцем тычет в верхние строки писем, которые для мытной службы, да и для службы пошлин и сборов, представляют самый большой интерес.

Визирь буквально впился взглядом в верхние строки писем. И ему стало совсем нехорошо. Ибо он увидел среди тех, кто пользовался услугами презренного ростовщика, десяток знакомых имен… Имен, знакомых не ему одному, знакомых всему дивану…

Чем больше рассматривал Шимас эти с виду невиннейшие листочки, тем темнее и мрачнее делалось у него на душе. Хотя, конечно, отдавать в рост свои деньги вовсе не является прегрешением для правоверного, даже мудреца дивана.

– Аллах всесильный, – прошептал визирь, увидев еще одно имя на самом нижнем из писем. Он еще раз прочитал его, а потом очень медленно прошелся глазами по всем строкам с расчетами.

– И этот презренный говорил, что нет никаких доказательств. Что его имя чисто, как свет луны. Что главный письмоводитель украл из казны налоги и вытащил кошель с черными алмазами для совей любовницы… Хотя нет, не говорил он о любовнице…

– О чем ты, мудрейший? – с опаской спросил начальник стражи.

Визирь улыбнулся.

– Воистину, сегодня отличный день! И ты, уважаемый, будешь достойно вознагражден. И за то, что твои люди держат глаза открытыми, и за то, что у тебя хватило разума показать мне эти более чем поучительные письма. И за то, что ты помог мне найти пропавшую казну…

Начальник мытной стражи низко поклонился. Он не совсем понимал, чем так доволен визирь. Но, трезво рассудив, что все беды происходят от избытка знаний, переспрашивать не стал.

«Прощай, глупый казначей, казначей-вор… Теперь в заговоре злодеев уже только двое… А что для меня двое ничтожных, вздумавших убийством купить себе покой на годы? Воистину, не враги. Забавно, что вздумали они купить этот покой у меня же… Хотя меня и не узнали. Но все же следует примерно наказать их. Да попытаться сделать это так, чтобы более никогда ни у одного мудреца ли, советника ли, просто человека с крохой власти в руках не возникло прискорбного желания властью этой воспользоваться для собственного блага, а не для блага державы!»

Увы, визирь Шимас был молод. А потому не знал, что всех, в таком желании повинных, да и просто замеченных, наказать нельзя – ибо на это не хватит не то что одной человеческой жизни, но и тысячи таковых.

Макама двадцать вторая

– Да воссияет небесный свод над этим домом! Да продлится жизнь в нем тысячу счастливых лет!

Рослый и сильный, но совсем еще юный Амин упал на колени перед визирем.

– Здравствуй, юноша! Вставай! Вставай же! Тебя привел сюда мой друг, а ты ведешь себя как последний раб на базаре. Да поднимись же, мальчишка!

– Вставай, дурачок! – прошипел и Фарух, насильно поднимая юного гостя визиря.

– Слушаю и повинуюсь, – пролепетал тот и поднялся.

– Ну вот, – с удовольствием проговорил Шимас, – присядем же, о мои гости, здесь, в прохладе, и насладимся беседой. Но лишь до того мига, пока нас не позовут за стол ароматы яств.

– Какая великая честь… – посеревшими губами прошелестел юный Амин. – Беседовать с самим великим визирем и вкушать хлеб в его доме…

– Здесь я не визирь, мальчик. А лишь друг твоего земляка, мудрого и прозорливого Фаруха.

– Прости меня, почтенный хозяин этого уютного дома, достойный Шимас…

– Говори, малыш, здесь тебе опасаться нечего.

– Но почтенный Фарух мне сказал, что ты, уважаемый, сможешь помочь мне передать письмо моей матушки – предсмертное письмо – верховному судье, достойнейшему кади Саддаму.

– О да, мальчик. Я могу это сделать. Конечно, мы с кади не на короткой ноге. Но все же он не откажет мне в просьбе и выслушает человека, которого я к нему приведу.

– Благодарю тебя, уважаемый! – Юноша вскочил с подушек и принялся истово кланяться.

– Да успокойся же, мальчишка! – в сердцах воскликнул Шимас. – Фарух, усади его. И придерживай, чтобы он опять не начал бить поклоны. И не за что пока, да и вопросы мои, думаю, будут ему здорово неприятны.

– Я готов ответить на любой твой вопрос, почтеннейший!

– Вот и отлично, юный Амин! Мой друг Фарух вкратце рассказал мне твою историю. И теперь я лишь уточню то, что мне пока непонятно.

– Я весь обратился в слух!

– Итак, твоя матушка, как говорил мне мой друг, растила тебя одна?