Тайна тринадцати апостолов

— Я этого дела так не оставлю, — нахмурилась Ленская, — ну никакой же ясности в нем нету! Я тогда в отпуск пойду!

— Отпуск? — заорал начальник. — Да ты рехнулась, что ли? Какой отпуск, когда столько всего на нас висит!

— А дело закрыто, — ехидно напомнила ему Ленская, — убийца мертва. Отчет я напишу, ребята закончат. Другие дела подождут, сами говорили — это самое важное. А у меня отпуск за три года неотгулянный. Неделю без меня обойдетесь!

— Иди, — неожиданно согласился начальник, — иди. Хоть неделю от тебя отдохну! Сил моих больше нет!

Парни с рысьими глазами, явившиеся после посещения квартиры исчезнувшего хозяина магазина, застали свою начальницу очень оживленную. Стол ее был девственно чист, чего на их памяти не случалось никогда.

— Ну что? — спросила Ленская. — Нашли что-нибудь в квартире?

— Ничего не нашли, если что и было, то он все за собой аккуратно убрал.

— А и ладно! — весело бросила Ленская. — Это уже неважно. В общем, так. Я в отпуск ухожу.

— В Венеции отдыхать будете? — спросил более догадливый Николай.

— Угу. Вроде у тебя был кто-то в турфирме, кто с гостиницей посодействует. Билеты опять же срочно надо…

— Сделаем, Александра Павловна! Полетите в лучшем виде, не сомневайтесь!

— Ладно, созвонимся позже. Время дорого, мне еще по магазинам пробежаться, а то совершенно не в чем в отпуск ехать…

Последние слова Ленская прокричала на бегу. Ее подчиненные переглянулись — ну и ну! Такой они свою начальницу не видели давно. Точнее, никогда.

Старыгин вошел в церковь Сан-Маурицио.

За дни, проведенные в Венеции, он посетил уже столько церквей, что они перемешались в его голове, слившись в один бесконечный храм — алтари, своды, мраморные надгробия, стенные росписи и картины знаменитых художников длинной чередой пробегали перед его внутренним взором… Дмитрий уже не мог вспомнить, в какой из церквей он видел «Брак в Кане Галилейской» Пальмы Младшего, а в какой — «Омовение ног» Джованни Беллини…

Но эта церковь отличалась от всех предшествующих.

В ней, как и в остальных, имелся алтарь, в ней были развешанные по стенам картины — но не было скамей для прихожан и вообще не было предусмотрено место для проведения службы. Все свободное пространство в этой церкви было занято застекленными витринами и открытыми подиумами, на которых стояли и лежали всевозможные музыкальные инструменты.

Скрипки и виолончели, контрабасы и альты семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков, изделия знаменитых мастеров Кремоны и Милана, гитары и мандолины разных форм и размеров, виолы и кифары, арфы и ситары и множество других инструментов, названия которых Старыгин не знал или видел впервые.

Инструменты из дерева и слоновой кости, из металла и перламутра, из панциря черепахи и кожи…

Даже в алтаре этой церкви вместо картин на религиозные сюжеты были выставлены три струнных инструмента — скрипка и две виолончели работы великого Страдивари.

В довершение впечатления, в глубине одной из капелл зазвучала скрипка — кто-то играл партитуру Баха. Звук скрипки, живой и теплый, как человеческий голос, заполнил все пространство церкви.

Старыгин ходил между витринами с инструментами, внимательно разглядывая их и пытаясь отыскать тот инструмент, который он зарисовал в церковном подземелье.

Не найдя ничего похожего, он обратился к пожилому мужчине, который бережно протирал куском замши старинную лютню.

— Простите, синьор, можно задать вам вопрос?

— Разумеется. — Мужчина выпрямился и выжидательно взглянул на Дмитрия.

— В этом музее огромная коллекция музыкальных инструментов, но одного я все же не смог найти.

— Ну, вы же понимаете — ни один музей не может собрать все инструменты мира! А что конкретно вы ищете? Струнный инструмент? Щипковый или смычковый?

— Вот такой. — Старыгин показал свой рисунок. — Я не знаю, как он называется, и надеялся найти его здесь.

— О! — Брови мужчины поднялись домиком, глаза заблестели. — Неудивительно, что вы ее не нашли!

— Ее? — переспросил Старыгин.

— Да, это цитра, причем очень редкий вариант — тосканская двадцатиструнная цитра, ее еще иногда называют цитрой Тассо, по имени великого итальянского поэта. Понятно, что вы ее не нашли…

— Что — ее нет в вашем музее?

— Ну, отчего же нет… другое дело, что она сейчас не выставлена на всеобщее обозрение. Она находится в моем кабинете, я занимаюсь ее реставрацией…

— Так вы — реставратор? Тогда мы с вами коллеги, только я реставрирую живопись, а вы — музыкальные инструменты. Меня зовут Дмитрий Старыгин, я работаю в Эрмитаже и приехал сюда из Петербурга по приглашению музея Коррер…

— Рад знакомству! А я — здешний смотритель, моя фамилия Гвадичелли…

— Синьор Томмазо Гвадичелли! Какая удача! Мне говорил о вас Маттео, руководитель ансамбля старинной музыки.

— Как же, как же! Славный человек и хороший музыкант. Он чувствует душу инструмента, на котором играет. И инструменты отвечают ему, раскрывая душу музыки. Так вы, наверное, хотите увидеть эту цитру? Кстати, если не секрет — где вы ее видели прежде? Ведь вы нарисовали ее с натуры?