Максим посмотрел на виновницу собрания. Ее вид производил не самое приятное впечатление. Когда с нее сняли куртку, она осталась сидеть, насупившись, в большом сером шерстяном платке, который покрывал почти всю ее с головой. Из-под платка были видны только ее недовольное заскорузлое лицо и высунутые иссохшие руки, которые она положила на стол, сцепив скрюченными длинными пальцами. Лицо ее было очень бледного цвета, худым и изрезанным множественными морщинами, выдающими преклонные годы. Особенно выделялись складки между сдвинутых бровей, говорящие о явном неодобрении происходящего. Уголки ее тонких губ, плотно стиснутых под длинным острым носом, были недоброжелательно опущены вниз. Заметив на себе взгляд прокурора, она молниеносно повернула голову от публики на него и сощурила глаза. Архангельский невольно отвернулся в сторону секретаря, испытав исступленное чувство неприязни.
Айгуль, окинув зал внимательным взглядом и убедившись, что все готово к началу, выдохнула и быстрым шагом направилась к двери, за которой ожидала Раиса Рахадимовна.
Глава седьмая
– Прошу всех встать! Суд идет, – громко скомандовала Айгуль.
Весь зал, за исключением подсудимой, почтенно поднялся со своих мест и замер в молчании. Вошла судья в длинной черной мантии и села на свое место за большим столом.
– Здравствуйте! – обратилась она к залу. – Прошу садиться.
Все покорно заняли места, кроме тех, кто наблюдал происходящее, стоя у дальней стены.
Судья надела очки и раскрыла перед собой один из разложенных на столе томов. Она заговорила медленно, не поднимая глаз от материалов дела:
– Судебное заседание объявляется открытым. Рассматривается уголовное дело в отношении Хилер Агаты Никаноровны, 23 июня 1947 года рождения, обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 105 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Айгуль объявила, что в судебное заседание явились: подсудимая, ее защитник, государственный обвинитель, потерпевшая и свидетель, а также доложила о неявке еще одного свидетеля. По правилам закона судья потребовала свидетеля удалиться из зала до начала его допроса, а также попросила вывести детей, нахождение тут которых, по ее мнению, было излишним.
Затем она разъяснила, что с учетом состояния здоровья подсудимой ей разрешено давать показания сидя. Хилер нехотя ответила на поставленные ей вопросы, касающиеся биографических данных ее личности. Была установлена также и личность потерпевшей, которая приехала из города представлять интересы погибшего брата.
Потом было предоставлено слово государственному обвинителю, и Архангельский подробно изложил предъявленное обвинение, суть которого состояла в том, что 7 июля 2018 года между 4 и 5 утра из личных неприязненных отношений Хилер умышленно лишила жизни Вяземского Сергея Ивановича, утопив его в реке Конной на берегу села Марфино.
– Агата Никаноровна, прокурор сейчас озвучил, в чем вы обвиняетесь, – обратилась к подсудимой Раиса Рахадимовна. – Вы признаете себя виновной в совершении преступления?
Скрестив руки на груди, Хилер отвернулась от судьи и обратила взгляд в глубь зала, где царила тишина. Немного помолчав, она ответила своим глухим низким голосом:
– Ничего я не признаю. Сдался он мне. Не трогала я его!
Корчагина добавила, что показания по существу дела Хилер будет давать после исследования судом всех доказательств.
Судебное следствие началось с допроса сестры потерпевшего, Вяземской Людмилы Ивановны, которая была филологом и преподавала в университете. Смиренно отвечая на все поставленные ей вопросы без лишних подробностей, она, однако, достаточно емко и красноречиво рассказала об особенностях личности покойного брата. Максим видел, как Людмила Ивановна, отвечая, обращалась к воспоминаниям, от которых прерывала речь, ее губы дрожали, а по щекам скатывались слезы. С момента гибели брата прошло три месяца, и она кое-как начала свыкаться с мыслью о том, что его больше нет, а тут ее вынудили снова участвовать в экскурсии по темным уголкам памяти.
Чувствовалось, что потерпевшая гордилась братом. Она рассказала, что Сергей Иванович был добрым человеком, хотя и немного циничным, никогда не стеснявшимся высказать мнение, даже если оно могло задеть моральный аспект адресата. В целом он любил людей, но когда они, по его убеждению, вели себя безнравственно, совершали некорректные поступки, переходя грани дозволенного, он не демонстрировал снисхождений и открыто подвергал критике всех, невзирая на социальный статус и прочие характеристики. Сестра порой одергивала его, пытаясь убедить в неуместности высказываемых замечаний, но он осекал ее, апеллируя к тому, что всегда выкладывает, о чем думает, и не намеревается умалчивать о несправедливостях. С ранних лет такая прямолинейность часто приводила Вяземского в неприятные ситуации, что, однако, его никогда не останавливало, а, скорее наоборот, аффектированно раззадоривало импульсивный пыл и строило ему скандальную репутацию.