Тайна тихой реки

Максим заключил, что она была одета несколько вызывающе как для судебного процесса, так и для своих лет. Невзирая на свою склонность к сладострастию, он все же предпочитал наряды поскромнее, когда платье позволяет с минимальными усилиями, не опускаясь до демонстрации нижнего белья, обрисовать атлетическую стройность тела. Анна Сергеевна со своей худобой была далека от атлетической стройности, но в то же время было в ней что-то цепляющее глаз и заставляющее остановить взор для более детального изучения ее особы.

– Ой, да, погода замечательная, – подтвердила судья. – Я в таком прекрасном самочувствии сегодня поднялась с утра. А как там наша бабушка себя чувствует? Были вы у нее, Анна Сергеевна?

– Да, Раиса Рахадимовна, я только от нее, все нормально, везут уже ее уфсинщики.

От нее исходил аромат сочетания аккордов экзотических фруктов и ноток свежих цветов. Максим подумал, что запах интересный, но слишком уж обильный для расстояния в пять метров. Он вернулся за свой стол, продолжая смотреть на Корчагину. Она, в свою очередь, тоже подняла на него глаза.

– В новостях пишут, что Генеральный прокурор на пенсию собирается.

– Это уже несколько лет как не новость, – подключился к разговору Архангельский.

– Да уж, ваши на пенсию вообще тяжело уходят, не отпускает система, – посмеялась в ответ Корчагина. – А вот вам, Максим Андреевич, теперь еще сложнее будет уйти: говорят, вашим увеличивают срок выслуги для ухода на пенсию.

– Об этом я планирую начать переживать лет через пятнадцать. Сейчас нервничают те, у кого пенсия должна быть на носу, но может отодвинуться так, что ею даже пахнуть не будет.

Максим отвлекся на телефонный звонок: он доложил позвонившему начальнику о состоянии готовности к процессу, рассказал о запланированных с судьей мероприятиях на рабочий день, выслушал упрек за несданные в очередной раз отчеты, объяснил, почему до сих пор не рассмотрел жалобу на приговор прошлых лет, и уверил, что успеет к завтрашнему дню подготовить докладную записку в управление Генпрокуратуры. Повесив трубку, он с огорчением представил, как и завтра проснется жутко не выспавшимся. Взяв со стула чехол со своей формой, он вышел из зала, чтобы найти место, где можно переодеться.

Когда он вернулся, Корчагина сидела, откинувшись на стуле, и обсуждала с судьей их недавнее совместное дело по бракоразводному процессу, при этом перестукивала по столу длинными ногтями, выкрашенными в вишневый цвет. Максим стал раскладывать свои бумаги и периодически посматривал на адвоката.

«Должно быть, так в селе выглядит независимая и эффектная женщина, обладающая магнетическим шармом, прирожденным обаянием и очаровательной харизмой, перед которой невозможно устоять», – скептически заключил он и погрузился в чтение документов.

В это время входная дверь открылась, на пороге показался высокий крепкий мужчина в синей камуфляжной форме, который громко поздоровался и, распахнув дверь, подпер ее ногой. Следом за ним в зал вошла молодая девушка, катившая перед собой инвалидную коляску, в которой неподвижно сидела подсудимая.

За судейским столом в стене была дверь, ведущая в какой-то маленький кабинет. Раиса Рахадимовна направилась в ту сторону, попутно давая указание секретарю:

– Айгуль, ты приглашай всех и, как будете готовы, вызовешь меня.

Она вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, а Айгуль, быстро встав из-за стола, указала на место за столом с адвокатом, где следует разместить подсудимую, и побежала к выходу из зала. Даша подкатила кресло с Хилер к Корчагиной, и они стали о чем-то перешептываться. Двое сотрудников УФСИН сели на стулья в первом ряду поближе к арестованной. Через несколько минут в зал вошла группа людей, часть которых Архангельский видел при входе в сельсовет. Кроме того, с ними было и человек пять детей на вид от двенадцати до пятнадцати лет. Одну женщину средних лет и пожилого, с трудом передвигавшегося с клюшкой мужчину Айгуль провела вперед и усадила в центре на стульях первого ряда. «Сестра потерпевшего и свидетель», – подумал Максим. Остальной публике Айгуль предложила рассаживаться по желанию. Свободных мест в помещении не осталось, и некоторые даже решили стоять у стены за стульями последнего ряда. Казалось, они считали, будто им повезло, что они могли тут хотя бы стоять.

Дело заинтересовало многих в округе, все сгорали от нетерпения, когда же начнется суд. В местном обществе много говорили, предполагали, восклицали уже несколько месяцев. На лицах слушателей читалось жадное, мучительное любопытство. Кто-то из них стоял за пенсионерку-инвалида и за ее оправдание, проникшись состраданием к односельчанке и ее возрасту. Но Максим видел в зале и строгие, нахмуренные, озлобленные лица, которые были настроены категорически против подсудимой. Многие до суда даже горячо ссорились между собой из-за разности взглядов. Однако некоторые посетители были веселы от происходящего и безучастны к судьбе обвиняемой, но никак не к самому делу. Всех занимал его исход.