В т о р а я:
«Всем правительствам земного шара, всем гражданам Эрит-реп. Я, законный диктатор Эритреи, генерал-фельдмаршал Фердинанд Париси, объявляю именующего себя премьер-министром республики Эритрея бывшего графа Пачули вне закона. Под страхом смерти воспрещается кому бы то ни было из граждан Эритреи оказывать поддержку или приют названному изменнику. Диктатор Эритреи, генерал-фельдмаршал Фердинанд Париси».
Телеграфист мрачно пошевелил в воздухе двумя телеграммами и вопросительно взглянул на Густава Корна.
— Что вы об этом думаете?
— Полагаю, что я, в качестве гостя, не имею права судить о внутренних делах государства…
— Вы полагаете?
Телеграфист запер на замок дверь аппаратной, положил ключ в карман, надел шляпу на затылок и безнадежно побрел в сторону границы.
Кори несколько обеспокоился:
— Куда?
— В нейтральную зону.
Затем Кори увидел его по ту сторону проволоки и канавы, утыканной колышками.
Телеграфист махнул ему рукой и, уходя, уныло крикнул:
— Надоело.
Ясно, что Эритрея переживала бурный период истории.
Пока Корн размышлял о судьбах этой страны, инвалид ткнул заостренной палкой буйвола, колеса тронулись с похожим на выстрелы скрипом, и путешествие от границы до Парапамиза началось. Ширина осей арбы почему-то не соответствовала ширине колеи дороги. Поэтому арба передвигалась в наклонном положении, лишая путешественников самого минимального комфорта.
Только на двадцатой версте Густав Корн стал привыкать к тряске, толчкам, необходимости соблюдать равновесие и, приобретя некоторый иммунитет, стал приглядываться к окрестностям.
Но однообразный пустынный пейзаж — глина, кукурузные поля, давно заброшенные земледельцами, и чахлые акации — сразу утомил его.
К вечеру, приблизительно на полдороге от Парапами-за, инвалид вдруг остановил буйвола и повернулся к Корну:
— Где у вас ваш национальный флаг?..
Пожалуй, не к чему говорить о том, что Корн оказался не запасливым.
— В таком случае, дайте носовой платок.
Корн удовлетворил его просьбу и с некоторым удивлением смотре, как возница прикрепил к заостренной палке, которой он подгонял буйвола, белый платок и поднял его, как знамя.
Затем они двинулись дальше и, так как скрип колес делал излишним всякие попытки членораздельной речи, Корн так и не узнал назначения носового платка, прикрепленного к палке. Затем он уснул и проснулся от жестокого толчка и от того, что скрип арбы показался ему особенно громким.
При постепенном переходе от сна к бодрствованию он сообразил, что это становится похожим на канонаду.
Они стояли на косогоре. Внизу, у разлившейся реки, Корн разглядел довольно большое селение, над которым изредка поднимались клубы белого дыма.
Почти под самым косогором он разглядел еще две небольшого калибра пушки и группу солдат. Пушки стреляли по большому селению, солдаты тоже. Несколько в стороне, почти рядом с селением, им отвечало как бы эхо. Густав Корн взялся за «цейс» и вопросительно взглянул на возницу. Возница махнул палкой по направлению к селению. То, что Корн принял за эхо пушечной канонады, оказалось самостоятельной канонадой. В «цейс» можно было разглядеть почти рядом с селением еще две пушки и некоторое количество солдат. Эти пушки и солдаты тоже стреляли по тому же селению. Только из-за одного любопытства, теряя терпение и потрясая «цейсом», Корн закричал в самое ухо вознице:
— Что это?..
— Парапамиз…
— Почему стреляют?..
— Это бой.
Более не обращая внимания на происходящее, возница ткнул палкой буйвола, и арба спустилась с косогора. Впрочем, очень скоро два всадника, предупредительно обнажив сабли, остановили арбу. Возница помахал белым флажком и крикнул:
— Иностранец.
Всадники подъехали вплотную, и Кори получил возможность ознакомиться с нормальным типом эритрейского солдата. Они были в несколько оригинальных, однако, привлекательных формах. Оранжевые мундиры и зеленые галифе при стальных шлемах, какие носят солдаты Галика-нии. Когда же он присмотрелся к их лицам, то несколько торопливо полез за паспортом. Многоопытный возница поторопился подсказать:
— Доллар…
Оба кавалериста, по возможности приветливо, улыбнулись, и один из них, обладавший замечательной коллекцией нашивок, звездочек, жетонов и значков, поправил:
— Два доллара…
Это не встретило возражений.
Рассмотрев на свет и одобрив кредитный билет, кавалеристы вскоре вернулись к стреляющим пушкам на косогоре.
Арба же тронулась дальше после того, как возница осведомил Корна:
— Гвардия графа Пачули.