Да, потом наркоманы гибнут. Но это потом! А мы, то есть такие, как я, пусть на время, пусть за деньги, предоставляем этим людям хоть какую-то возможность наполнить их жизнь своеобразным счастьем, смыслом…
— Странная у вас философия, — возразил Глазунов. — Дикость какая-то! По-моему, вы просто безнравственны.
Верховский нахмурился.
— Ну что ж, один раз живём… Давайте пока прекратим наш разговор и лучше выпьем по чашке кофе. Да вы и голодны, наверное. Как насчёт бутербродов?
Глазунов сглотнул слюну. Есть ему хотелось. Но ведь этот маньяк, думал он, конечно же, не от доброты душевной проявил заботу о его желудке, наверняка в голове иное, что-то подлое…
— Боитесь, что отравлю? — отгадал его мысли Верховский.
— С вас станется, сами дали понять, что дальше этого дома наш разговор никуда не уйдёт.
Бородка Верховского затряслась от смеха.
— Да вы и впрямь аналитик. Но я имел в виду то, что мы могли бы найти общий язык.
— Вряд ли, — качнул головой Глазунов. — А кофе, что ж, можно. — Он здраво рассудил, что чашка ободряющего напитка ему не помешает, наоборот, прибавит сил и уверенности в себе.
— Отлично, — обрадовался Верховский. Он потянулся к кнопке звонка на столе.
— Слушаю, — почтительно сказал появившийся Бес.
— Нам кофе и бутерброды, — бросил ему Верховский и принялся освобождать столик от шахмат.
Глазунов взглянул на окна: за их стёклами всё такая же темень. Броситься бы сейчас в эту спасительную мглу, добраться бы до Корнеева!.. Но — легче сказать, чем сделать. В дверях опять появился Бес, с усмешкой перехвативший его взгляд.
А кофе оказался горячим и крепким. Хороши были и свежие бутерброды с сыром.
Вскоре, однако, Профессор, отставил в сторону свою чашечку, выпрямился и немигающим взглядом впился в лицо собеседника.
— Итак, давайте вернёмся к нашим баранам… Надеюсь, вы хорошо понимаете, что представляете опасность для нас?
Глазунов тоже опустил чашку на крышку стола.
— Понимаю.
— Мы сможем договориться?
— О чём?
— В России скоро выборы. Я хочу выставить и свою кандидатуру. А вы поддержите меня выступлениями в газете.
— Метите в президенты? — съязвил Глазунов.
— Пока в местный парламент, — серьёзно ответил Верховский. — Ну как, принимаете предложение?..
Глазунов крутнул головой.
— Я уже выразил своё отношение к вам.
— То есть нет?
— Нет.
— Жаль!
Верховский натужно закашлялся, потянул руку за платком в нагрудный кармашек костюма. Но вместо платка в ладони блеснул голубой эмалью небольшой баллончик. Глазунов ещё не успел ничего сообразить, как в лицо ударила горьковато-пряная струя газа. Он заморгал, попытался вскочить…
— Сидеть!.. — послышался властный голос Верховского. — Сидеть!
Сознание Глазунова помутилось, в голове зашумело, и он безвольно опустился в кресло.
Верховский усмехнулся, спрятал баллончик.
— Ну вот и хорошо. Умница! Теперь всегда будешь слушаться меня. Я ведь зла не желаю, правда?
Глазунов вяло кивнул. Внутри себя чувствовал какую-то пустоту. Не хотелось ничего говорить, ни о чём думать.
— А ты и не думай, — словно издалека доносился до него голос Верховского. — Зачем тебе о чём-то думать? Забудь обо всём, что тебе здесь до этого говорил. Просто будешь выполнять то, что скажу. Я, а не кто-нибудь другой. Другие для тебя существуют лишь потому, что они есть на этом свете. Но их просьбы, приказы, мольбы или требования для тебя вовсе не обязательны. Ты можешь выполнять их лишь в случае, если они не расходятся с моими пожеланиями и наставлениями. Понятно?
Глазунов снова кивнул. Он пытался сбросить внезапно возникшую апатию, но его воля уже не поддавалась ему.
— А что ты понял?
— Выполнять только ваши пожелания, — запинаясь, ответил Глазунов.
— Правильно. Вот сейчас и спрошу кое о чём. А ты ответишь чётко и ясно, как на исповеди. О чём шёл разговор в милиции?
В голове Глазунова словно прояснилось. Он взглянул на Верховского. Перед ним сидел добродушный, милый, чем-то очень близкий, простодушный человек. Этот человек по-отечески улыбался ему и терпеливо ждал от него такого же доброго отношения. Ему нельзя было соврать, не поверить…
— Я сказал Корнееву, что сомневаюсь в случайности гибели моих друзей.
Верховский удовлетворённо тряхнул бородкой.
— Так… Корнеев — кто это?
— Начальник уголовного розыска.
— И что он ответил?
— Сказал, что у него есть основания полагать то же самое.
Верховский нахмурился.
— Почему?
— Он не вдавался в подробности.
— А кого подозревают?
— Беса и Длинного.
— Почему?
— Я сам указал на них, обрисовал внешность.
— От кого ты узнал, как их зовут?
— Наташа сказала.
Верховский ненадолго задумался.
— Корнееву тоже известны эти клички?
— Да, я назвал их ему.
— Та-ак, — протянул Верховский. — Занятно… Значит, личности наших мальчиков уже в поле зрения милиции… А Наташа? Корнеев и о ней знает?
— Знает.
— Что именно?
— Что числится в химико-технологическом.
— И всё?
— Всё.
— Ты сказал ему, что разыскиваешь Наташу?
— Да.
— И что отправился искать её именно сюда?
— Нет, об этом не было речи. Он запретил мне какой-либо поиск.
— Почему?
— Мол, не моё дело.
Верховский усмехнулся, погладил бородку.
— Это уже лучше. Значит, положение ещё можно поправить.