- Madre de Dios <Святая/>(исп.).>! Они уже близко. Они меня убьют, если узнают, что я тебе звонила. Неужели ты этого хочешь? Поспеши. Если ты не приедешь, ты меня больше не увидишь. Надеюсь, ты помнишь: Керк-стрит, триста двадцать, пароль "огурец". Тсс-с-с...
Он услышал слабый щелчок - незнакомка повесила трубку. В полном ошеломлении мистер Иствуд пересек комнату, подошел к жестянке с табаком и принялся набивать трубку.
"Черт возьми, вероятно, это какой-то фокус моего подсознания, размышлял он. - Неужели она действительно сказала "огурец"? Или мне почудилось?"
Он в нерешительности расхаживал по комнате. "Керк-стрит, триста двадцать. Интересно, в чем там дело? Она кого-то ждет. Как жаль, что я не объяснил ей... Керк-стрит, триста двадцать. Пароль "огурец"... О-о, это, наконец, невыносимо, это нелепо, это галлюцинация, болезненная фантазия перетруженного мозга".
Он со злостью посмотрел на пишущую машинку.
"Ну какая от тебя польза, хотел бы я знать? Смотрю на тебя все утро, а много ли ты мне помогла? Автор должен брать сюжеты из жизни. Из жизни, ясно? Вот я сейчас пойду и добуду такой сюжет".
Он нахлобучил шляпу, окинул любовным взглядом свою коллекцию старинной эмали и вышел из дома.
Как известно большинству лондонцев, Керк-стрит - это ужасно длинная бестолковая улица, занятая в основном антикварными лавками, где торгуют всевозможными подделками по баснословным ценам. Есть там и магазины, торгующие старой медью, и стеклом, и подержанными вещами.
В доме номер 320 торговали старинным стеклом всех видов и сортов. По обеим сторонам от прохода располагались стеллажи, плотно уставленные рюмками, которые тонко звенели в такт его осторожным шагам, а над головой покачивались и поблескивали люстры и всевозможные светильники.
В конце торгового зала сидела свирепого вида старуха с усиками, которым мог бы позавидовать не один юнец.
- Ну? - сурово спросила она и не менее сурово взглянула на Энтони.
Энтони был из тех молодых людей, которых смутить ничего не стоило. Он тут же поспешно спросил, сколько стоят вон те стаканчики для рейнвейна.
- Сорок пять шиллингов за полдюжины.
- Так-так, - сказал Энтони. - Красивые, правда? А сколько стоит эта прелесть?
- Это старый "Уотерфорд". Уступлю пару за восемнадцать гиней.
Лучше бы ему было не спрашивать! Еще немного, и он не выдержит гипнотизирующего взгляда этой старой змеи и непременно что-нибудь купит. Надо уносить ноги... И тем не менее что-то удерживало его в лавке.
- А это сколько? - указал он на один из канделябров.
- Тридцать пять гиней.
- Ах, как жаль. Это гораздо больше, чем я могу себе позволить.
- Что именно вам нужно? - в упор спросила старуха. - Что-нибудь для свадебного подарка?
- Да-да, для свадебного, - ответил Энтони, хватаясь за предложенное объяснение. - Но боюсь не угодить.
- Ах вон оно что, - сказала старуха, поднимаясь с решительным видом. Думаю, что старинные вещицы понравятся кому угодно. У меня есть два графинчика и прекрасный маленький набор для ликера - чем не подарок для невесты?
У старой леди была железная хватка. Целых десять минут Энтони пришлось пялиться, испытывая невыразимые муки. Всевозможные склянки, бутылки, штофы... В конце концов он совершенно изнемог и готов был сдаться.
- Прекрасно, прекрасно, - неуверенно сказал он, возвращая бокал, который она расхваливала, и вдруг спохватился:
- Послушайте, а от вас можно позвонить?
- Нет, нельзя. На почте - она напротив - автомат.
Ну, так что вы берете - бокал или эти чудесные старые фужеры?
Увы, как и все мужчины, Энтони совершенно не умел найти в товаре несуществующий изъян и гордо удалиться.
- Нет, я лучше возьму набор для ликера, - уныло пробормотал он.
Это все-таки было лучше, чем канделябр, который ему, того и гляди, навяжут.
Проклиная свою нерешительность, он уплатил за покупку. И тут, когда старуха уже упаковывала маленькие бокальчики, смелость неожиданно вернулась к нему. Ну, подумает, что он малый со странностями, и что?
- Огурец, - отчетливо и громко произнес он.
Старая карга оторвалась от своего занятия.
- Что вы сказали?
- Ничего, - солгал Энтони.
- Вы как будто сказали "огурец"?
- Так оно и есть, - дерзко ответил Энтони.
- Ну и дела, - проворчала старуха. - Что же вы раньше-то молчали? Столько времени у меня отняли. Ступайте вон в ту дверь и вверх по лестнице. Она вас ждет.
Как во сне Энтони прошел в указанную дверь и поднялся по грязным, выщербленным ступеням. Наверху оказалась крошечная гостиная. На стуле, потупив взгляд, сидела девушка. И какая девушка! У нее была та бархатисто-матовая кожа, которую Энтони так любил упоминать в своих рассказах. А какие глаза! В них можно было утонуть!
Не англичанка, сразу видно. Есть в ней что-то такое нездешнее, это чувствуется даже в покрое платья: элегантная простота.
Энтони смущенно топтался на пороге. Нужно было, вероятно, что-то сказать, но тут девушка с восторженным криком вскочила и, раскрыв объятия, бросилась к нему.
- Пришел! - воскликнула она. - Ты все-таки пришел!
О, хвала всем святым! Спасибо тебе, пресвятая Мадонна!