— О, разумеется, — с готовностью согласился Кеттеринг, — но и она не сахар, знаете ли. Она ведь как-никак ваша дочь. Снаружи — сама нежность, внутри — гранит. Все знают, что вы человек крутого нрава, так вот, Рут еще покруче вас. Вы хоть одного человека способны любить больше себя. Рут — никого и никогда.
— Ну, довольно, — сказал ван Олдин. — Я пригласил вас, чтобы сообщить честно и откровенно о своих намерениях. Моя девочка имеет право на счастье, а вы ее этого права лишаете. Я этого не допущу.
Дерек Кеттеринг поднялся, подошел к камину и бросил окурок в огонь.
— Как вас прикажете понимать? — совершенно спокойно спросил он.
— Очень просто: вам лучше не защищаться в суде.
— Так… — протянул Кеттеринг. — Это угроза?
— Можете расценивать мои слова как угодно, — ответил ван Олдик.
Кеттеринг подвинул кресло поближе к столу и сел напротив миллионера.
— Ну, а предположим, просто предположим, что я стал бы защищаться в суде? — вкрадчиво спросил он.
Ван Олдин пожал плечами:
— У вас нет ни малейшего шанса. Мальчишка! Спросите ваших адвокатов. Они живо вам все объяснят. О вашей интрижке говорит весь Лондон.
— Рут хочет раздуть скандал из-за Мирей? Очень глупо с ее стороны. Я же не вмешиваюсь в ее знакомства.
— На что вы намекаете?!
Дерек Кеттеринг рассмеялся.
— Я вижу, вы многого не знаете, сэр, — сказал он. — А потому предубеждены. Ничего удивительного.
Он взял шляпу и трость и направился к двери.
— Давать советы не в моем обыкновении, — сказал он напоследок, — но в данном случае я бы посоветовал вашей дочери быть с вами более откровенной.
Он быстро вышел из комнаты и захлопнул дверь прежде, чем миллионер успел что-нибудь сказать в ответ.
«На что же, черт побери, он намекал?» — пробормотал ван Олдин, опускаясь в кресло.
Ему снова стало не по себе. Здесь явно было что-то, до чего он еще не сумел докопаться. Телефон был под рукой, он вызвал телефонистку и велел соединить его с домом дочери.
— Алло, алло, это Мэйфер восемь-девятнадцать-ноль семь? Миссис Кеттеринг дома? Нет? В гостях, говорите? Когда она вернется? Не знаете? Ну ладно. Нет, передавать ничего не нужно.
Он в раздражении бросил трубку. В два часа пополудни он мерил шагами комнату, в нетерпении поджидая Гоби. Тот прибыл в десять минут третьего.
— Ну? — рявкнул миллионер.
Однако маленький господин Гоби привык действовать методически. Он подсел к столу, извлек потрепанную записную книжку и, сверяясь с ней, приступил к докладу. Миллионер внимательно и с видимым удовольствием слушал его монотонный голос. Наконец Гоби закончил чтение и уставился на корзину для бумаг.
— Ну что ж, — сказал ван Олдин. — Вроде бы все ясно. Судебное разбирательство много времени не отнимет. Показания служащих отеля надежны, я полагаю?
— Абсолютно, — ответил мистер Гоби и злорадно покосился на позолоченное кресло.
— К тому же он на мели, — продолжил ван Олдин. — Пытается получить заем, вы говорите? Он уже и так занял все, что можно, а теперь, когда начнется бракоразводный процесс, ему и цента не дадут, можете быть спокойны. Кроме того, его могут заставить немедленно оплатить векселя. Короче, он у нас в руках. Гоби, он у нас в руках!
И с этими словами он ударил по столу кулаком. На его лице змеилась злорадная и торжествующая улыбка.
— Информация представляется вполне надёжной, — заметил мистер Гоби своим тоненьким голоском.
— А теперь мне надо ехать на Керзон-стрит, — сказал миллионер. — Чрезвычайно обязан вам, Гоби. Вы отлично поработали.
Слабая улыбка удовлетворения скользнула по лицу человечка.
— Благодарю вас, мистер ван Олдин, — проговорил он. — Стараемся быть на высоте.
Но на Керзон-стрит ван Олдин отправился не сразу. Сначала он поехал в Сити[18], где имел две встречи, которые еще больше подняли ему настроение. Когда же он шел по Керзон-стрит, из дома номер 160 вышел какой-то человек и направился ему навстречу. В первый момент миллионер принял его за Дерека Кеттеринга, однако, присмотревшись, он убедился, что видит этого человека впервые. Хотя… нет, не впервые… Его лицо показалось ему знакомым и вызывало какие-то крайне неприятные ассоциации. Ван Олдин долго ломал себе голову, кто бы это мог быть, но тщетно, и настроение из-за этого у него опять испортилось.
Таких загадок он не любил.
Рут Кеттеринг явно его ждала. Она бросилась отцу навстречу и поцеловала его.
— Как дела, папа?
— Отлично, Рут, но мне нужно тебе кое-что сказать.
Он сразу же почувствовал в дочери перемену: непосредственность, с которой она его встретила, сменилась настороженностью. Она с выжидающим видом опустилась в глубокое кресло.
— Слушаю тебя, папа.
— Сегодня утром я беседовал с твоим мужем.
— Ты видел Дерека?
— Именно. Он наговорил много чего, в основном глупостей и дерзостей. Однако перед уходом он произнес слова, которых я не понял. Он просил передать тебе, чтобы ты была со мной более откровенной. Что он имел в виду, Рут?
Миссис Кеттеринг беспокойно заерзала в кресле.
— Я… я не знаю, папа. Откуда мне знать?
— Ты не можешь не знать, — возразил ван Олдин. — Еще он сказал, что у него свои друзья, а у тебя свои. А это как понимать?