Тайна дразнит разум

— Что хотят, то творят! — исходила криком Лосиха. — Храмы оскверняют! Иконы жгут! Над святынью глумятся! Служителей храма хватают за горло! Нашему старосте грозили наганом!..

Ланская подумала о Рогове. Прихожане, видимо, знают, о ком идет речь. Над головами замахали кулаками. Больше нельзя было медлить. Тамара грузно взошла на каменный помост. Она еще раз глазами поискала мужа, встретилась взглядом с Солеваровым. Тот одобрительно кивнул головой.

— Дети Христа! — заговорила певица сильным, грудным голосом. — Сам бог испытывает нас. Тридцать четыре губернии без хлеба. У матерей сухие груди. Малютки без молока! Проявим милосердие. Церковь всех накормит, если повсюду прихожане поступят по-христиански. Спасем голодающих. Коммунисты не воры! Себе не возьмут!

— Снюхалась! — завизжала Лосиха. — Крест на постель променяла. Шлюха! Храм забыла! Безбожникам подпеваешь?!

Пашка Соленый гнутым концом трости зацепил Ланскую за ногу и рванул. Алеша и Сеня пробились через толпу, но поздно… Взметнув руками, беременная женщина упала навзничь и со всего маху затылком ударилась о каменную плиту…

МЕЧ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ

Воркуновский отряд занял опушку леса. Иван Матвеевич, Люба и пять бойцов с винтовками спрятались за кусты, а лошади, охраняемые Пальмой, стояли в лесном овраге.

На снеговой дороге стрекотали драчливые сороки. Почему-то санные подводы запаздывали. По донесению агентуры ящики с оружием должны прибыть в Руссу засветло. Воркун спросил помощницу:

— Люба, ты точно запомнила слова Прошки? Может, направление…

Он вытянул голову. На горизонте обширного белого поля зачернела первая точка. За ней потянулись другие. Иван насчитал девять подвод и уточнил:

— А Смыслов сколько ящиков видел у Вейцихи?

— Девять. Выходит, по ящику на сани?

— Не спеши, дорогуша, с выводами…

Сороки улетели в лес. Обоз груженых саней приближался. Воркун скомандовал: «По коням!» Он подпустил первую подводу к черной березе, пострадавшей от молнии, и своим конем загородил дорогу:

— Перекур!

Сын мельника в бараньем тулупе нехотя вывалился из саней, зажал кнут под мышкой и, щурясь от солнца, поднял голову:

— Товарищ военный, мы спешим к товарному поезду…

— С каким грузом?

— Старину, значит, в Питер… к профессору…

— Сколько ящиков?

— Восемнадцать.

— Половину в багаж, а другую куда? Ну?

— В магазин Солеваровой. В нашем крае церковку закрыли, так мы целый иконостас везем…

— Проверим! — Иван вытащил из кожаной сумки седла железный молоток с широкой развилкой: — Где иконы?

Сын мельника оглянулся назад. Почти у каждой подводы — конник с карабином. Он снял толстую рукавицу и, вытирая влажный лоб, покосился на серую огромную овчарку:

— Кусается?

— Хуже волка! — припугнул Воркун, слезая с коня. — Особо тех, кто врет!

Приятель Ерша узнал вороного жеребца и, видимо, вспомнил, как сам чуть не попал в руки старорусского агента: от испуга не смог скрутить цигарку. А Иван сдвинул сено, и на санях обнаружились два ящика — на крышке одного чернел петроградский адрес, а на другом старорусский: «Магазин Солеваровой и К^о».

Заскрипели гвозди. Вздыбились одна за другой доски. Сверху блестела икона пресвятой девы Марии. Воркун приподнял ее и вынул кавалерийскую саблю, свежеотточенную.

— Это что же… меч пресвятой девы?! — ехидно спросил он.

— Бог ты мой! — растерялся детина. — По ошибке, что ли?

Иван вытащил из ящика винтовку образца 1891 года:

— А эта пятизарядная тоже по ошибке? Ну?!

— Впервой вижу, — поежился возчик. — Мое дело десятое. Мне сказали: довези ящики из церкви…

— Кто сказал?

— Солеваров. Он приезжал осматривать иконостас…

— Хорошо! На месте разберемся. — У чекиста возник план дальнейших действий. — Поступай, как тебе велели, — петроградские сдай на товарную станцию, а солеваровские доставь в магазин, но помни: ты нас не видел и знать ничего не знаешь…

Воркун подозвал Добротину, дал ей поручение и, надвинув на брови финскую шапку, вскочил на коня…

…Воркун веселым свистом подзадорил жеребца. Улыбаясь ветру и солнцу, Иван спешил в город. Сейчас он порадует Пронина и Калугина: засада удалась — наконец-то Рысь забьется в капкане…

Пронеслась тревожная думка, но Иван успокоил себя: чекисты и Смыслов не дадут в обиду его жену. Да и сама будущая мать не рискнет ребенком — не станет выступать на собрании…

Впереди всадника бодро бежала Пальма. Лесная дорога то пряталась в гуще елей-мохначей, то открывалась белоснежными полями с темно-синими прожилками.

Быстро сменялись придорожные картины, и казалось, все кругом спешило на свидание с весенним солнцем. Оно и понятно! Весна — хозяйка чудесных преображений: спящее просыпается, замороженное тает, застывшее бежит; безмолвное запевает, белое чернеет, а там, глядишь, и весь земной покров перекрасится в зелень.

Звонкими переливами встретили тепло овсянки и пищухи. Слушая лесную песню, Иван подхлестнул коня:

— А ну, Грач, поднажмем!