Доктор философии не задержал ученика Калугина: немцу было неудобно за подслушанный чужой разговор и за злость на Калугина, который любезно провел экскурсию, прислал «Путеводитель» и пригласил интуриста к себе в гости.
Профессор задумался над тем, что сейчас произошло под окном. Если быть честным, Калугин не принизил европейской литературы: бальзаковский герой «Поиска абсолюта» — философ, ученый и только; даже Фауст не олицетворяет диалектики Гегеля. Права и Берегиня Яснопольская: он судил о ней, думая о Марте. Эмансипация женщин в России — это же не миф. И немец получил по заслугам.
За ужином Шарф растянул потягивание кефира. И уловка удалась: дождался Гретхен…
— Фрейлейн, — проговорил он виновато, — извините…
Наблюдая за ее глазами, немец видел, как с каждым словом ее взгляд просветлялся. Она опять спешила:
— Выступаю рядом. Если хотите выговориться — проводите…
И он, нарушив график вечерней работы, вышел с ней на Буяновскую улицу. Интурист, делясь впечатлением о вчерашнем концерте, хвалил солистку за художественный свист.
В это время на фасаде небольшого кинотеатра вспыхнуло электричество. Яркий свет выявил на штукатурке забеленную надпись «МОДЕРН». «Старое не замаскируешь», — хотел сострить доктор, но его опередила Гретхен:
— Завтра у вас встреча с Калугиным. Посоветуйте ему посмотреть «Нибелунги». Мужчины давно утратили рыцарство…
«Она явно недовольна Калугиным», — рассудил он.
Доктор вернулся в номер бодрой походкой. Его самокритичность оценила Гретхен, а вот Калугин, вероятно, нагрубил ей и не извинился. Улыбаясь, немец завел ручные часы. Они напомнили систему конфигурации, с ее железным учетом времени: сейчас пора спать.
Задергивая занавеску, он увидел рекламный щит, освещенный светом бильярдной. В глаза бросились заглавия фильмов: «Бриллиантовый спрут» и «Нибелунги».
Повеяло родиной. В детстве Курт бредил Зигфридом. В народном эпосе мальчик черпал силы для сопротивления отцу-деспоту: тот навязал ему службу в посольстве.
Доктор философии, засыпая, просил святого Петра помочь в турнирной схватке с русским: с любителем диалектики труднее спорить, чем с профессионалом, — последний черпает из книг доводы, тебе известные, а Калугин неожиданно ссылается на жизненные факты.
Приснился мир животрепещущих категорий. Они — огромные осьминоги — сгрудились перед окном гостиницы и завихляли плетеобразными отростками: «Ахтунг! Слушай! — надрывались они. — Мы моллюски, но гиганты! Мы без крыльев, но быстролетны! Мы — океанские антиподы! Наши присоски всесильны! Наши щупальца безграничны: обнимаем необъятное и хватаем незримую дольку! Мы верные помощники! Испытай! Веди нас!» И он повел. Луна расплескала чужой свет по спящей улице. Возле стоянки ночного извозчика торчал гранитный постаментик без царского бюста. Доктор приказал: «Возвеличить мыслителя двадцатого века!» И всесильные категории кинулись выполнять приказ. Они облетели планету, опросили людей и подняли на пьедестал Ленина. «А почему не Куно Фишера?!» — изумился гегельянец и проснулся.
Сон — вестник бессознательного мира. Психоанализ Фрейда расшифровывает любое сновидение. И профессор, лежа в постели, попытался истолковать свой необычный сон.
Курт Шарф — представитель немецкой, самой сильной логики мышления, а Калугин — русской, самой приземленной, действенной. Но кто и с чем явится на поле схватки? Шарф, наследник классической философии, придет не один, а с великой гвардией всесильных категорий. А что у русского? Материализм? Но материя без духа, без крыльев — ползучая. В философском турнире самое боевитое копье — категория. А русские рыцари теории предпочитают оборонительный щит — материальную вещь. Логика вещей слабее логики понятий! Бой будет бескомпромиссным: на сей раз он, гегельянец, окажется со щитом. Поверженным будет русский! Вот суть сновидения.
Он взял цветной карандаш, и в календаре появился расписанный по часам и минутам понедельник: гимнастика, кофе, дискуссия с Калугиным; обед, чтение газет, коллекция Передольского, Музей революции, ужин и письма.
Выполняя утреннюю физзарядку, он увидел на столе портрет Куно Фишера и мысленно заверил учителя: «Не подведу!»
За дверью в коридоре раздался нежный, протяжный свист. Возможно, «Вечерний соловей» зовет соседа к завтраку.
Курт Шарф, с его жестким учетом времени, не мог не заметить, что русские не дорожат фактором времени. У собеседника нет даже ручных часов. Надо пристыдить его:
— Господин Калугин, скажите, пожалуйста, как вы свое время контролируете? Я каждую секунду учитываю.
— Откровенно, батенька, я переболел этим.
— Как это понять — «переболел»?
— Мой девиз, семинариста, был: «Ни минуты без дела». В результате, горько вспомнить, я изолировался от товарищей и, что хуже всего, распылился. Да, да! Стремясь заполнить учебой каждый миг, я взялся за психологию, природоведение, поэзию…
— Гут! Всестороннее развитие есть качество великой личности!
— А кто сказал: «Хочешь достичь великого — ограничь себя»?