– Идиоты! – разорялся в открытую дверь Бутерс. – Вы потеряли судно, вы просрали все на свете!
– Виктор Павлович, с двумя покончено, они уже не проблема, они остались на «Тортуге»! – оправдывался подволакивающий ногу шатен с обветренным лицом. Глеб заскрипел зубами, застонал.
– Где остальные? Вы их упустили! – срывая голос, орал Виктор Павлович.
– Они на острове, Виктор Павлович, им никуда не деться…
– Кретины, это ВАМ с этого острова никуда не деться! Румберг, сколько людей у нас осталось?
– Было тридцать, Виктор Павлович, – морщась от боли, отчитывался шатен, – осталось четырнадцать, трое раненых, все со мной. Козявичуса пришлось пристрелить – он получил пулю в живот, маялся, бедняга…
– Все в дом, дебилы! Занять круговую оборону!
– Надерем им задницу, душа моя? – устало проговорил Глеб. – Ты бери задних, а я – передних, отомстим за наших ребят…
– Как скажешь, командир. – Черная от всего, что навалилось, Маша подняла автомат, привстала на колени.
Ударили дружно, напористо, энергично. Бегущим по террасе первыми просто некуда было спрятаться, и они повалились, напичканные свинцом, бегущие следом упали на них, образовав клубок из живых и мертвых тел. Замыкающие колонну бросились назад – и та же история, Маша на стрельбах выбивала девяносто восемь из ста, у них просто не было шансов. Люди метались, тряслись, набитые пулями, истекали кровью, пытались вести беспорядочный огонь, но быстро затихали. Это было какое-то тупое побоище. Спецназовцы строчили без остановки, оперативно меняли магазины, били уже в упор, практически не целясь, кромсая мертвые тела. Нескольким боевикам удалось укрыться за трупами, а чуть возникла пауза, они поднялись и побежали к двери. В двоих попали пули, но ранения были легкими, и они ввалились внутрь. Двое не добежали, полегли на пороге, кричали, тряслись, исторгая водопады крови…
– Черт! – потрясала кулачком Маша. – Черт! Как им удалось?
– А вот останавливаться не следует, дорогая. – Глеб забил в автомат последний рожок и потащил девушку куда-то в глубь аллеи.
Они протаранили клумбу, усаженную безумно красивыми розами, и свалились в пустой бассейн, засыпанный каким-то мусором.
– А это еще зачем? – не сориентировалась Маша.
Глеб бегло озирался. Отверстие для подачи воды в боковой стене – туда и кот не пролезет. Решетка в центре бассейна – стоит попробовать. Если это единая система, связанная с канализацией в доме, то конструктивные элементы могли поставлять одного сечения. Два болта проржавели насквозь, третий он подцепил ножом, расшатал. Четвертый пришлось выкручивать, пыхтя от усердия и нехватки терпения. Наконец решетка отброшена. Отлично! Сливная труба порядка сорока пяти сантиметров в диаметре – страшновато, конечно, но что еще делать, неужто не ужмемся? Разводка, вероятно, стандартная – сливная труба из бассейна вварена в коллектор большего диаметра, идущий из дома и расположенный где-то ниже. Слив канализационных вод осуществляется в море – карабкаясь по обрыву, он видел эту трубу, обросшую плесенью. Какая еще тут может быть труба? Если ползти по коллектору, то можно пробраться в дом.
– Ты как-то подозрительно на меня смотришь, – поежилась Маша, – я же не червяк, Глеб…
– Ты Клоакина, Маша, – строго сказал Дымов, – богиня канализации и сточных вод. По крайней мере, на ближайшие четверть часа. В общем, Мария Ивановна, нужно…
Это было суровое испытание. Увы, не последнее. Глеб плохо помнил эти головокружительные пятнадцать минут. Вонища, чернота, ощущения просто охренительные, особенно в тот момент, когда он застрял. Дымов вывалился из трубы в кромешной темноте, разорвав плечами прохудившуюся сварку, вывернул какую-то крышку, выполз на пол, заваленный цементной крошкой, выудил за шиворот злобно урчащую Машу. Она плевалась и сетовала, что не может избавиться от ощущения, что Глеб повел ее по пути наибольшего сопротивления и если раньше они были в дерьме в фигуральном смысле, то теперь, кажется, во всех… Это оказался подвал, в подвале имелась дверь, в двери имелась сквозная замочная скважина…