Тая

На стол действительно накрывали. Оля готовила то ли обед, то ли завтрак. Ей помогал Паша. Доктор перекладывал снаряжение. Кэп, Лари и студент колдовали с катамараном. У них что-то не выходило, и Лари громко кричал, отчаянно жестикулируя. Кэп часто подкручивал у виска, а Студент изображал домкрат и, если получал нагоняй, то только за свое непробиваемое безразличие.

Вероника чувствовала себя неловко. Она сидела на рюкзаке и наблюдала за Олиной стряпней, время от времени задавала глупый неуместный вопрос или предлагала свою помощь. Казалось, будто Оля издевалась. Между ней и Вероникой так и не установилось теплых отношений, и, устав от неловких пауз, Вероника решила пройтись. Она пошла вдоль реки, осматривая противоположный берег. В отличие от того, по которому шла девушка, берег был крутым, не имел пляжа, сразу из воды, круто поднимался вверх. На склонах росли одинокие ели, кривые карликовые березы и редкая поросль неизвестного кустарника. Вероника совершенно не думала о том, чтобы смотреть под ноги и очень скоро поскользнулась на мокром камне. Она дважды взмахнула руками, наклонилась вперед и, поняв, что устоять уже не сможет, выбросила ладони, группируясь перед падением. Правая рука проскочила между камней, зато левая нашла хорошую опору и смягчила падение. Коленка чавкнула в лужу, и, поднимаясь, Вероника стряхивала с джинсов мокрое пятно. Ей показалось, будто кусты впереди неестественно зашумели, словно их шевелил не ветер, а продиравшийся человек. Она стояла в ожидании, когда поняла, что на нее смотрят. На нее смотрели из-за спины, с того берега, и Вероника знала это совершенно точно. Она также знала, что если резко обернется, смотрящий отведет взгляд, и, скорее всего, ей не удастся его перехватить. Поэтому девушка с равнодушным видом нагнулась, подняла камень, и сильно размахнувшись, бросила его в воду. Нагибаясь в очередной раз, она скосила глаза, так что у нее заломило переносицу, но ничего не успела рассмотреть. Упражняясь в глупом разбрасывании камней и бегло осматривая противоположный берег, Вероника поняла, что левая щека теплее правой и солнце тут совсем не причем. Она осматривала левую часть сопки, когда два голубых стеклышка блеснули в тени кустарника.

Она так и застыла с занесенной для броска рукой, потому что тут же потеряла это место и сколько не всматривалась, так и не смогла снова его отыскать.

– Тьфу, – Вероника бросила до сих пор лежавший в ладони камень и, не оборачиваясь, пошла обратно.

Она, внимательно смотрела под ноги, и обратная дорога оказалась намного дольше. Когда Вероника подходила к лагерю, ее встретил недовольный Паша:

– Ты где была?

– Гуляла, – беззаботно ответила девушка.

– Больше так не делай.

– Почему?

– По кочану, – ответил Паша, не снимая маски раздражения. – Если захочешь погулять, бери кого-нибудь из парней. Захочешь в туалет – опять же, одна не ходи.

– Да что такое?

– Здесь медведей полно. Они, правда, уже не голодные и на людей не нападают, но все бывает в первый раз.

– Так, значит, это был медведь?!

Брезгливое выражение Паши, в миг сменилось испугом:

– Где?

– Там, – ответила Вероника, показывая на противоположный берег.

– А, там, – сказал он уже спокойно. – Ну, сейчас он не переберется. Слишком воды много.

– Что такое? – спросил подошедший Кэп.

– Вот, – нравоучительно сообщил Паша. – Москвичка с медведем познакомилась.

– И какой он?

– Не знаю, – ответила Вероника. – Я видела одни глаза.

– Как это, одни глаза? А остальное?

– Остальное спряталось. Да и далеко было.

– Так это не медведь, – улыбаясь, сказал Кэп. – Это черный каякер.

– Кто это? – Вероника уловила иронию в голосе Кэпа.

– Потом расскажу, – Кэп довольно потянулся и, оглянувшись к Ольге, спросил:

– Есть будем?

– Давно пора.

– Отлично, – Кэп сложил ладони рупором. – Народ! Жрать! Поллитрук, «здравствуй, речка».

Дважды повторять не пришлось. Расположившись возле догорающего костра, группа приступила к поглощению походной пищи, состоящей из сублимированного супа, для большей убедительности заправленного тушенкой и гречневой каши с соевым мясом, которое Вероника приняла за кальмаров.

– Душевно, душевно мне положи, – говорил Лари, подсовывая миску Оле.

– Поллитрук, налей мне так, чтобы я тебя об этом больше не просил. – Доктор обиженно заглядывал в кружку.

– Здравствуй, речка, – сказал Кэп.

– Здравствуй, речка, здравствуй, речка.

Последовало скупое чоканье, и на некоторое время над водой остались только звуки трущихся о дно ложек и шмыганье потеплевших от горячей пищи носов.

– Душевно, – сказал Кэп, опуская миску на камни.

– А как насчет чая? – спросил Доктор.

– Вон, – Оля показала на стоявший возле костра закрытый котелок.

– Кэп, будешь чай? – спросил Доктор.

– Нет, я кофе.

Кэп выглядел довольным, или, по меньшей мере, спокойным. Он с удовольствием закурил, развернул планшет и прижал кружкой непослушные листы.

– Можно, я задам вопрос? – сказала Вероника.

– Валяй, – разрешил Кэп.

– Зачем мы сюда приехали? То есть, я хотела спросить, почему именно сюда?

Кэп многозначительно затянулся:

– Сюда, говоришь?

– Ну, хватит, ребята, я правду хочу знать.