Тагу. Рассказы и повести

Однажды случилось, что они в одно время, притаившись в кустах и не видя друг друга, ожидали в саду прихода девушки. И вдруг оба явственно услышали стук шагов по пересохшей земле. Она!

Подбежав к одному из лимонных деревьев, девушка остановилась в нескольких шагах от обоих братьев. На ней было то же короткое платье, едва покрывавшее колени. Она внимательно огляделась, словно кого-то высматривала.

— Это она меня ищет! — с радостью решил Кирцэй.

— Уж не меня ли она ищет? — печально подумал Салуки.

И оба испугались, не услышит ли девушка их тяжелого дыхания или участившегося стука сердца. И вдруг, не сдержавшись, оба одновременно вышли из своего укрытия и ошеломленно взглянули друг на друга. А девушка, едва не вскрикнув от неожиданности, остановила взгляд свой, светившийся радостью, на Кирцэе. Она тоже с того дня потеряла покой и сон и жила надеждой, что полюбившийся ей парень еще явится к месту их первой, случайной встречи. И часто прибегала сюда, не ведая, что и Кирцэй, изо дня в день сломя голову быстрее ветра мчался сюда из Галускари, чтобы увидеться с ней.

— Ох, испугал ты меня, парень! Выскочил, словно кадж, из кустов! — сказала она с напускным упреком.

— Да и ты меня напугала, девушка.

— Неужто ты такой трус?

— А кто не испугается тебя, девушка!..

— Это почему же, парень?

— Не знаю…

— Разве я такая страшная?

— Страшная…

— Что же во мне такого страшного, парень?

— Не знаю…

— А как тебя зовут?

— Кирцэй.

— Ха-ха!.. Кирцэй?

Кирцэй кивнул, он не знал, понравилось девушке его имя или нет.

— Ха-ха!.. Кирцэй!

— Чего ты смеешься, девушка?

— Кирцэй… Кирцэй… Какое смешное имя!.. Хи-хи!..

— А тебя как звать?

— Татия зовут меня, Кирцэй.

— Татия?

— А почему ты не смеешься над моим именем, Кирцэй?

— Не знаю, Татия. Мне нравится твое имя…

А Салуки недвижно стоял в стороне, не сводя глаз с Кирцэя и девушки.

— Тебе очень идет, когда ты смеешься, Татия.

— Правда идет, Кирцэй?

— Правда…

— Ну, а тебе-то что с того, Кирцэй?

— Мне ничего, Татия.

— А что еще мне идет, Кирцэй? — кокетливо улыбнулась девушка.

— Все идет тебе, Татия.

— А все же?

— Платье идет тебе, Татия.

— А что еще?

— Волосы идут тебе, Татия.

— Волосы всем женщинам идут, Кирцэй.

— А у тебя особенные волосы, Татия… Я таких не встречал…

— Чем же у меня особенные волосы, Кирцэй?

— У тебя золотистые волосы, Татия.

— Золотые, золотистые. Ха-ха!

— Ты опять смеешься, девушка?

— Мне смешно, вот я и смеюсь, Кирцэй.

— Не надо мной ли ты смеешься, Татия?

— Над тобой, Кирцэй.

— А почему ты смеешься надо мной, Татия?

— Ну, как может нравиться мое рабочее платье, оно же изорванное!

— Твое изодранное платье лучше ста парчовых, Татия.

— Уж и скажешь, парень! А как могут нравиться мои соломенные волосы, Кирцэй?

— Не соломенные, а золотые. — Я еще не видел таких красивых волос, Татия.

— Эти волосы извели меня, Кирцэй, — девушка нетерпеливо тряхнула головой, откинув волосы и открывая свое прекрасное лицо.

— Таких глаз я еще не видел, Татия. Только в сказках слыхал я о девушке с такими глазами…

— Я не из сказки, Кирцэй, я простая девушка.

— Ты прекраснее сказочной девушки, Татия.

— Ну, а тебе-то что с того, Кирцэй?

— Мне? — растерялся Кирцэй.

— Ну да, тебе-то что?

— Я хочу добра тебе, Татия.

— А еще что, Кирцэй?

— Радости тебе, Татия.

— Меня еще Махарией[27] называют, Кирцэй.

— Теперь и я буду тебя так называть.

— Правда? Называй меня Махарией, Кирцэй.

— Махария!

— Что, Кирцэй?

— Ничего…

— А все же, что хотел ты сказать, Кирцэй?

— Ничего, Махария, право…

— Ха-ха-ха!.. Неужели ты так быстро забыл, что хотел сказать, Кирцэй?

— Ты заставишь человека забыть все на свете, Махария.

— Это почему же я все на свете могу заставить забыть человека, Кирцэй?

— Не знаю, Махария…

— А кто же знает?

— Не знаю, кто знает, Махария…

— Ну до чего же ты смешной, Кирцэй!

— Может быть, и смешной, Махария. Глядя на тебя, я самого себя забыл, Махария.

— Ты карачаевец, Кирцэй?

— Почему ты спрашиваешь об этом, Махария?

— Хочу и спрашиваю, Кирцэй! Ведь карачаевцы черные. А ты почему не черный, Кирцэй?

— Карачаевцы светлее меня, Махария.

— А почему же их называют "кара", Кирцэй?

— Потому что в Карачае небо всегда черное, в тучах, Махария.

— Ха-ха!.. А я всех карачаевцев считала черными.

— Карачаевцы белые, Махария.

— А кто же ты, Кирцэй?

— Я черкес, Махария.

— Значит, и вы, черкесы, светлые?

— Светлые, Махария.

— А… все же черкесы — особенные, Кирцэй.

— Какие же особенные, Махария?

— Особенные — да и только! Тебе кажется, что ты красивый, Кирцэй?

— Нет, не кажется, Махария.

— А может, все-таки кажется?

— Каким меня мать родила, такой и есть я, Махария!

— А красивая у тебя мать была, Кирцэй?

— Красивее тебя женщины на свете нет, Махария.

— Уж будто бы, Кирцэй? Какой же ты, право, смешной!..

— Не надо смеяться надо мной, Махария!

Так говорили они между собой, не замечая присутствия Салуки, который слушал их, словно завороженный.

— Как удалось тебе так быстро научиться мегрельскому языку, Кирцэй?

— Я очень старался, Махария, иначе я не смог бы 'говорить с тобой…

— А я поняла бы тебя и без слов, Кирцэй.

— Опять ты смеешься надо мной, Махария!

— Нет, правда, я поняла бы тебя по твоим глазам, Кирцэй.