Этой же дорогой ушли они на войну в Кулеви — и не вернулись обратно. На этом берегу стояли тогда Циру и ее мать. Так же медленно, как сейчас Гау, поднимались в гору отец и брат.
"Что с нами будет?" — дрожащими губами шептала тогда мать.
Гау неотвратимо уходил все дальше и дальше.
И отец, и брат так же неотвратимо уходили все дальше и дальше.
За горой небо окрашивалось в алый цвет. На фоне алеющего неба четко вырисовывалась фигура Гау.
…Медленно поднимались в гору отец и брат. Циру и ее мать не сводили с них взгляда. Отец и брат не вернулись с войны…
Все ярче разгоралась заря. И чернее казалась гора на алеющем небе, и черная фигура уходящего Гау еще резче выделялась в красных лучах зари.
"Что с тобой будет, Циру?"
Гау приближается к вершине горы.
"Он не обернется!"
Вот он совсем близок к вершине.
Пламенем охвачен небосвод.
"Что с тобой будет, Циру?"
Гау стоит на вершине горы.
Там, на вершине, долго стояли отец и брат. Потому что внизу, на берегу реки, стояли мать и Циру. Потом отец и брат повернулись к ним спиной и начали спускаться вниз по обратному склону. Циру и ее мать остались одни.
Гау тоже долго стоит на вершине горы.
Циру стремительно встала. Если Гау повернется, он увидит Циру! Циру приподнялась на цыпочки. Если Гау повернется, он увидит Циру!
— Шони!
Долго стоит Гау на вершине.
— Шони!!
Но не обернулся Гау.
Он начал спускаться вниз.
"Что с тобой будет, Циру!"
Вот уж только до пояса виден из-за горы Гау.
Отец и брат тоже так скрывались за горой. И не вернулись обратно. Циру и мать остались одни.
Только плечи и голова Гау видны из-за горы. Потому что Циру не в силах более стоять на цыпочках. Вот уж только голова Гау видна Циру.
"Что будет с тобой?"
Циру не видит больше Гау. Потому что Циру упала на колени.
Не вернулись отец и брат.
И Гау не вернется никогда.
Циру осталась одна в целом свете.
1963
Перевод Юрия Нагибина
КИРЦЕЙ, САЛУКИ И МАХАРИЯ
Нет, Кация Дадиани не был одишским мтаваром. Кация был старшим братом мтавара, человеком с твердым характером и ясным умом. Он был в обиде на мтавара и порвал с ним всякие отношения. У него была молодая, красивая жена, много верных друзей, множество крепостных людей и большое поместье.
Кация любил землю, любил труд. Чего только не творил он на своей земле! Какие только сорта виноградных лоз, плодов, роз и других цветов не произрастали в его садах, какие только звери не водились в его заповедниках!
Еще смолоду изучил он капризы колхидской погоды. Он заранее знал, предстоит ли засушливое лето, снежная ли зима. Знал, что обильная роса предвещает хорошую погоду, что, если поутру капли росы повисают на кончиках травинок, — это к дождю…
Засучив рукава, трудился он заодно со своими крепостными, с оброчными крестьянами, с наемными работниками. Ему неведома была усталость, после тяжелой работы он чувствовал себя легко, как двадцатилетний юноша. Горная речка потому резва и прозрачна, — говаривал он бездельникам, князьям и дворянам, допоздна лежавшим на боку или проводившим все свои дни в еде да питье, — что находится в постоянном движении…
Кация и пил и ел всегда в меру. Он любил гостей и веселье, но за столом долго не засиживался. Если во время трапезы кто-либо проходил мимо его двора, он тотчас же посылал вдогонку за прохожим и усаживал его возле себя, будь то князь, дворянин, свободный или крепостной.
Он вел добрую, богобоязненную жизнь, любил книгу, читал с выбором, имел хорошее образование, владел несколькими языками, страстно любил охоту, много путешествовал. Жену свою он боготворил, но в отношении женщин был жаден и невоздержан, как все одишцы, и часто изменял ей. Но так ловко умел прятать концы, что все его увлечения так и оставались достоянием четырех глаз и четырех ушей.
Жена любила его всем сердцем, и ей даже на мысль не приходило, что Кация мог быть ей неверен. Да и то, возвращаясь от очередной возлюбленной, он всякий раз с еще большей страстностью устремлялся к жене. Из каждого своего путешествия он привозил ей щедрые подарки, а его военные и охотничьи подвиги преисполняли ее гордостью.
Он был добрым отцом и защитником своих подданных, кормил и одевал их, приходил им на помощь в трудную минуту. Он прочитал много врачебных книг, знал множество лекарств и лечебных трав, собственноручно изготовлял всевозможные снадобья и сам лечил больных.
Кация Дадиани был бесстрашным воином, его войско всегда первым встречало врагов. Когда родной земле грозила опасность, он забывал свою обиду на мтавара и становился впереди него, прикрывая его своей грудью. А в дни мира даже не упоминал его имени, не звал его к своему столу и не являлся к его застолью.
Со всеми держался он одинаково и ни для кого не обидно, будь то крепостной, свободный или князь. Ни знатный, ни простолюдин, ни друг, ни враг не обращались к нему по имени — все величали его дидпатон[22]Дадиа.