Тагу. Рассказы и повести

Янычар недовольно, через плечо, глянул на луну, зажмурился, чтобы дать мгновенный отдых глазам, и, открыв их, снова стал обшаривать зорким взглядом реку и ее заросшие кустарником и ольхой берега. И тут янычар наконец увидел то, что искал, — паром тихо покачивался на медлительной волне, веревка была перерезана у самого шалаша паромщика. Всадник круто повернул коня и поскакал прочь от реки, уже ни разу не обернувшись. Незачем. Он узнал то, что ему велено было узнать.

…Только что оставленный берег залит лунным светом, а на лесной дороге непроглядная ночь. Свет луны не пробивается сквозь густые кроны деревьев, и конь бежит вслепую под этим непроницаемым сводом. Конь скачет вслепую и почти неслышно, потому что недавно прошел дождь и земля жадно впитывает и влагу, и звуки.

Конь скачет вслепую, почти невидимый и почти неслышимый, и все же кто-то увидел и услышал его. Темный свод над головой всадника вдруг с треском обрушился, струи остывшей дождевой воды низринулись на янычара с потревоженной листвы и кто-то, еще не ясно, кто — зверь или человек, свалился на круп коня. Янычар вскрикнул и потянулся к оружию, а конь, испуганно всхрапнув, согнулся под нежданным грузом и рухнул на колени. Чья-то сильная рука мгновенно выхватила поводья у янычара, натянула их, подняла коня с колен и, повернув его в другую сторону, погнала в лесную чащу, уже без всякой дороги, в сплошную темень, напролом.

Янычар и охнуть не успел, как руки его были скручены и связаны.

— Шайтан! — только и смог вымолвить в бессильной ярости побежденный.

Победитель рассмеялся:

— Да, ты угадал, нехристь! Для тебя я и в самом деле шайтан, — сказал он. Он остановил коня на светлой лесной поляне и, сбросив турка на землю, сам пересел в его седло. Сел и тут же подскочил с воплем, схватившись руками за седалище:

— Диду!

Из притороченного к седлу хурджина торчало острие кинжала. Об него и поранил свой зад "шайтан". Разъярившись, он спрыгнул с лошади и окровавленной рукой начертал на лбу у турка крест.

— Лежи смирно, нехристь! — прикрикнул он на янычара и, криво усмехнувшись, добавил: — Эта кровь для тебя, как миро, а ты дергаешься, дурень!

Беззлобно ткнув ногой поверженного янычара, "шайтан" снова сел на его коня и негромко свистнул. И тотчас же в зарослях кустарника затрещал хворост под копытами лошадей, зашелестела листва, и на светлой поляне откуда-то из темноты, словно призраки из какого-то другого мира, появились всадники в бурках. Рядом с каждым всадником огромная собака — волкодав. Молча, как и подобает призракам, всадники окружили янычара. Только волкодавы зарычали, увидев турка, и шерсть на них вздыбилась.

Янычар оглядел окружавших его всадников. Он понял, что это смерть. И ничего уже его не спасет — так беспощадны эти холодные глаза. Он видел сейчас только эти казнящие глаза, много поблескивающих кинжальной сталью глаз — головы и лица всадников были прикрыты башлыками.

Всадники молча разглядывали окаменевшего от страха янычара.

Молчал и "шайтан". Привстав на стременах, он одной рукой придерживал строптивого коня, другую прижимал к кровоточащей ране.

Безмолвствовал и лес.

Всадники кого-то ждали. И тот, кого они ждали, появился в их кругу так неслышно, что даже листва на кустах не шелохнулась и хворостинка не хрустнула.

— Кваци, — позвал он.

— Хат! — поспешно откликнулся "шайтан" и так же поспешно убрал руку с раны. — Я слушаю тебя, Джонди.

Джонди молча показал на лоб турка, перечеркнутый кровавым крестом, — что это, мол, значит?

Кваци угодливо хихикнул:

— Это кровь из моего зада, Джонди.

Джонди не принял шутки, не улыбнулся, лицо его — оно было меньше, чем у других, прикрыто башлыком — оставалось холодно-жестоким и равнодушно-бесстрастным.

— Они близко? — спросил он у Кваци.

— Вот-вот появятся.

Джонди посмотрел на янычара, и тот, повинуясь его безмолвному приказу, поднялся на ноги.

— Сколько пленных ведете? — спросил у него Джонди по-турецки.

Янычар опустил голову и не ответил.

— Шестьдесят, — ответил за него Кваци.

— Сколько янычар в конвое? — спросил у турка Джонди.

— Двадцать коней с ними, — снова ответил за янычара Кваци. Для него конь был ценнее человека, и потому он не сказал "двадцать всадников". Это была немалая добыча — двадцать лошадей — и, думая об этом, Кваци забыл даже о ране. Но она сама напомнила о себе, и Кваци, вскрикнув: "Диду!", схватился за больное место.

Джонди не обратил на это внимания. "Готовы?" — все так же молча, одним лишь взглядом спросил он своих людей. Из-под башлыков, словно из нор, глядели на него по-собачьи преданные глаза. Они на все готовы, его люди, — ты только вели, Джонди, только скажи. И что с того, что на каждого придется по два турка? Справимся. Одолеем.

Вот и весь разговор вожака с отрядом. Безмолвный разговор. И только Кваци не удержался.

— Каждому две лошади! — вырвалось у него, и он тут же прикусил себе язык, кинув боязливый взгляд на вожака.

А тот, даже не посмотрев на Кваци, сплюнул. Так Джонди выражал свое недовольство…