Всю ночь двигалось под проливным дождем войско Сесирква Липартиани, Огненные жгуты молнией то и дело полосовали небесный свод, опустившийся, казалось, до самой земли. Затвердевшая от многодневного зноя почва не принимала влагу: заполнились водой трещины, заструились потоки в канавах, вода залила дороги, поля, дворы.
Липартиани распорядился до времени остановить обоз. Боевые отряды, несмотря на распутицу, продолжали стремительно продвигаться вперед: надо было перейти Хобисцкали и Кулеви до того, как полноводные реки выйдут из берегов.
— Если на море высокая волна, удача нам обеспечена, — проговорил Сесирква, обращаясь к братьям Тудзбая.
— Будет высокая, — сказал старший Тудзбая.
— Корабли повыбрасывает на берег, — подтвердил младший.
Молния беглым светом осветила лица братьев, задубевшие от солнца и соленых морских ветров. Большие глаза глядели из-под густых, мокрых от дождя бровей открыто и смело.
Липартиани с довольной улыбкой оглядел их ладные фигуры: в прорезаемой молниями тьме они казались сказочными богатырями.
Они вдоль и поперек избороздили и наши воды и турецкие, изучили чужеземные берега и наведывались туда запросто, как к себе домой. Однажды они выкрали из султанского дворца самого важного из визирей и доставили его в замок Дадиани. Стоило турецкому султану только помыслить о походе в Колхиду, как братья Тудзбая уже доносили о его планах своему повелителю…
Именно благодаря им смог владетельный князь заблаговременно принять меры предосторожности — разослал небольшие отряды по всему побережью, приказал им укрыться в прибрежных чащах и укромных лощинах и стал собирать войско.
Правители Гурии и Имерети, введенные в заблуждение ошибочными донесениями своих лазутчиков, не поддержали Дадиани. Они говорили: султан, мол, увяз в неурядицах и распрях на Балканах и в арабских странах, и ему теперь не до похода в Грузию. И если бы не братья Тудзбая, кто знает, как обернулось бы дело.
Передовые конные разъезды Липартиани подъехали к берегу Хобисцкали. Казалось, что в кромешной тьме, окутавшей все вокруг, нечего было и думать о переправе. Но Чонти и братья Тудзбая сделали невозможное: отыскали во тьме брод через реку. Послушные кони, испытанные в походах и битвах, переправились на тот берег. Отряд продолжал свой стремительный рейд. Дождь не прекращался, молнии с треском распарывали низко нависшее полотнище неба. Наступило утро, но лучи света не смогли пробиться сквозь плотные толщи туч. Тьма не желала сдаваться, ночь не уступала дню.
Старший Тудзбая повернулся к Липартиани:
— Слышишь, как гудит море?
Липартиани прислушался. Сквозь равномерный шум дождя и грохот грома уже можно было различить отдаленный, глухой гул морского прибоя. Он начинался вкрадчивым шорохом, потом нарастал, крепчая, будто море в мощном усилии пыталось покинуть свое извечное ложе.
Море бушевало, выходило на берег громадными, как горы, валами. Насквозь промокшие, измученные турецкие воины стояли по щиколотку в воде. Чернели в полутьме выброшенные на берег корабли с оружием и продовольствием. Турки отошли от линии прибоя ровно настолько, чтобы волны не смыли их в море. Лишний шаг вперед таил в себе грозную опасность — болотные топи.
Наконец забрезжил рассвет. Берег был сплошь залит мутной кипящей водой, взбаламучиваемой потоками дождя, низвергавшимися с неба.
Промокший с головы до ног, усталый и злой, сидел Махмуд-Гассан в своем шатре. Полотнища и ковры не могли защитить его от воды. А перед глазами была все та же леденящая душу картина: войско, стоящее по колено в клокочущей воде. Одни воины понуро опирались на копья, другие, уже не в силах стоять на ногах, уселись прямо в воду. Были и такие, что лежали в воде с широко раскинутыми руками.
Махмуд-Гассан велел созвать в свой шатер сотников и отдал им приказ: поднять всех на ноги и заставить двигаться, чтобы не закоченели, и еще передать людям, что аллах скоро прекратит этот дождь и отдаст победу в руки правоверных.
Однако не успел Махмуд-Гассан договорить, как в палатку, запыхавшись, вбежал дозорный и, низко склонившись перед своим повелителем, доложил: конные отряды одишцев во главе с Сесирква Липартиани с трех сторон приближаются к турецкому лагерю, их появления здесь надо ждать с минуты на минуту.
Не может быть! Как могли всадники переплыть вышедшие из берегов Кулеви и Хобисцкали! Турецкий предводитель стремительно поднялся и вышел из шатра. В окружении десятка османских воинов навстречу ему ехали три всадника — посланцы Сесирква Липартиани. Посередине — Уча Пагава, воин и дипломат, умный и многоопытный дворянин, которого за его маленький рост называли «Коротышкой», по обе стороны от него — братья Тудзбая.
Остановив своих коней возле шатра, грузины медленно, с достоинством спешились. Коротышка Уча склонил голову перед Махмуд-Гассаном, поздоровался, как того требовал обычай, и передал устно, что повелел Сесирква Липартиани: вы окружены со всех сторон и обречены на истребление.