На заречное поле перебрались кто на пароме, кто вплавь. Когда нужда прижмет, ни воды не боишься, ни огня, и, если надо помочь близкому или соседу, река не преграда. В другое время никому и в голову не пришло бы переплывать бурную реку. Еще недавно многим казалось, что учитель Шалва идет на страшный риск, переправляясь на пароме, а сейчас многие готовы были на бревнышке переправиться, лишь бы помочь Беглару. Множество людей собралось сейчас на заречном поле, на которое только недавно они со страхом смотрели издалека. Среди тех, кто решительно стал сейчас плечом к плечу с Бегларом, были и те, кто только недавно клял его, и те, которые еще час назад страшились крови и громко кричали, что отобранная у Чичуа земля ляжет тяжким проклятием на всю деревню. Они стояли теперь плечом к плечу с Бегларом и Иванэ, с Нестором и Гайозом. Они стояли рядом с теми, кто бесстрашно посягнул на помещичью землю и не боялся сейчас ничего. Вместе с ними был и Шалва, неестественно спокойный, словно вошедший в сговор с Бегларом. Они стояли рядом — Шалва и Беглар, как единомышленники, хотя единомыслия еще не было. Но грозящая деревне беда не могла не сблизить их.
Люди стояли насторожившись и все смотрели в ту сторону, откуда могла прийти беда, откуда она известила о себе грозным голосом пушки. Неужели придут? Неужели еще будут стрелять? Тишину нарушало лишь частое дыхание тех, кто только что переплыл реку. Скоро и они притихли. И вот тогда, когда народ уже подумал было, что отряд, в котором служит сын Беглара и Маки, не станет стрелять в него, на поле появились гвардейцы.
Никто из крестьян не сдвинулся с места. Только Зосиме ударил о землю палкой. На этот раз осторожно, тихо ударил.
— Говорил же я — без крови землю никто не уступит.
Кочоиа Коршиа, который сегодня тенью следовал за дедом, а дед все никак не мог запомнить его имени, тихо, почти шепотом сказал:
— Ты правду сказал, дед Зосиме, без крови землю нам никто не уступит.
— Не слышу, говори громче, — попросил Зосиме.
Пока Кочоиа собирался повторить, Мака и Инда протиснулись вперед и стали позади Беглара и учителя.
Гвардейцы медленно приближались к толпе. Джвебе снова ехал рядом с Закро Броладзе, Юрием Орловым и Ричардом Болдуином. Инда сразу заметила Джвебе и сказала Маке:
— Вот, тетя, ваш Джвебе.
— Мой Джвебе, мой сынок, — забыв обо всем на свете, воскликнула Мака, но тут она увидела негра и испуганно повернулась к Инде:
— Этот черный, кто он, Инда? Человек? Или сам черт?
Инда пожала плечами, что она могла ответить Маке? Конечно, это не черт. Но она сама впервые увидела такого черного-пречерного человека, и невольный страх закрался ей в душу. Теперь уже и другие заметили Болдуина — шепот удивления, что-то вроде "Ах, боже мой", пробежал по толпе и тут же утих… Нет, не "черный человек" был самым большим удивлением для односельчан Джвебе Букиа… Что черный человек, когда на свете столько черных дел.
Сколько раз пахал, засевал, мотыжил эту землю Джвебе, сколько раз носил в кукурузник Чичуа собранное на этом поле зерно, а самих Чичуа ни разу не видел. Джвебе не знал, кому доставалась кукуруза. Один из Чичуа был членом меньшевистского правительства и проживал в Тбилиси, другой был профессором Петербургского университета, третий жил во Франции. Джвебе не помнит, чтобы Чичуа когда-нибудь приезжали в деревню. Кто знает, может быть, они и забыли об этой земле, такой желанной и недосягаемой для Джвебе, Беглара, Нестора, Иванэ, для всей деревни.
Река часто меняла русло, но для Джвебе река и поле всегда были такими, какими он их увидел в первый раз, в тот памятный день, когда вместе с матерью впервые отнес полдник отцу и Вардену.