Тагу. Рассказы и повести

"Гвардеец Джвебе, — хотела сказать Инда. — Нет, не Джвебе, — и помутневшими от слез глазами оглядела отца и крестьян. — Нет, не Джвебе", — Перед глазами Инды возникло бледное, как полотно, лицо Джвебе. Инда зажмурилась.

— Нет, это не он, отец! Не Джвебе!

Когда Инда побежала к парому, Джвебе бросился к Павле, стащил его с лошади и вцепился в горло:

— Повтори, что ты сказал, поганец? Убью! Душу из тебя вытрясу!

Павле корчился, старался высвободиться из рук Джвебе, но это ему не удавалось. Джвебе все крепче и крепче сжимал его глотку. У Павле глаза на лоб полезли, и он слова не мог вымолвить, а Джвебе все требовал: "Повтори, повтори!"

Люди с недоумением глядели на Джвебе: никто не мог понять, откуда он здесь появился и что ему нужно от Павле. Наверно, потому, что парень был в обычной, бедной деревенской одежде, односельчане не сразу вспомнили, что он теперь не просто Джвебе Букиа, а гвардеец. Но, прежде чем люди вспомнили об этом, Джвебе оттолкнул Павле, кинулся к своей лошади, вскочил в седло и сорвался с места. Люди отбежали к краю дороги и, когда Джвебе проскакал и скрылся в проулке, снова сгрудились.

— Откуда здесь взялся Джвебе Букиа?

— Что ему нужно от Павле?

— Господи, да он чуть не задушил Павле.

Подбежали к Павле, стали приводить его в чувство. Кто-то отер с его лица пот, кто-то стал растирать шею, кто-то принес воды и плеснул в лицо. Павле сперва никак не мог вздохнуть, он все облизывал посиневшие губы и моргал глазами, затем, немного придя в себя, несмело огляделся и, убедившись, что Джвебе поблизости нет, пробормотал со злостью:

— Вот кто хочет вас перебить — сын большевика Беглара Букиа.

— Что ты болтаешь, проклятый Павле?

— Сын нашего Беглара, Джвебе, хочет вас перебить.

— Беглар там за наши права хлопочет, а ты тут на него наговариваешь, балаболка?

— Да он не хотел пускать сына в гвардию.

— Ох, и ядовитый у тебя язык, Павле!

— Твоей правде и то не поверишь, Павле!

Все загалдели, отвергая слова Павле, не принимая их, отбрасывая прочь. Не может сын Беглара Букиа пойти против народа.

— Ой, чтоб мне ослепнуть, как же это я не узнала Джвебе? — воскликнула женщина с младенцем на руках.

— Не в своем ты уме, Павле, — укоризненно покачал головой тот, кто остановил его лошадь.

— Слава богу, что Беглар не слышит, как ты говоришь о его сыне. Он бы тебе язык вырвал.

— Человека с таким языком и придушить не грех.

— Не человек ты, а чирий на теле, Павле.

— А что я такого сказал? — подскочил Павле, ворочая жилистой, как у петуха, шеей. — Прочистите-ка уши, люди! Из пушек палят, убивают вас, а вы, черт вас побери, все еще не верите мне.

— Сын Беглара не станет нас убивать, — сказал крестьянин, остановивший лошадь Павле.

— Сын Беглара такой же солдат, как и другие, — сказал Павле. — Солдату что прикажут, то он и исполняет. Солдат присягу дает, — расхрабрился Павле, — за нарушение присяги его могут повесить или расстрелять. А черт! — Павле провел рукой по шее. — Чуть не задушил меня, проклятый! Как клещами сжал… Я, милые мои, пять лет был в солдатах, не вам меня учить, что такое солдатская доля.

— Я тебе не про солдатчину, а про Джвебе толкую, — спокойно возражал крестьянин, остановивший лошадь.

— Что это мы тут галдим, народ! — крикнул один из крестьян. — Айда в поле, помогать Беглару.

— Пушки грудью прикрыть хотите, дурачье! — возмутился Павле. — Пусть подставляет грудь тот, кто виноват.

— Нужда виновата, а не веселье…

— Мне тоже не до веселья, Ипполит, но я у тебя ничего не отнимаю, — огрызнулся Павле.

— Как можно отнять то, чего нет, — рассмеялся Ипполит. — Беглар отнимает у тех, у кого есть.

— Идемте, люди, бросимся в ноги гвардейцам. Это же не солдаты русского царя, это же наши дети.

— Наши дети! — хихикнул Павле и, закашлявшись, схватился рукой за горло. — Чуть не задушил меня этот наш сын. Сыновья пуля, по-вашему, слаще? Да?

— Молчи, чтоб на тебя божий гнев свалился, — сердито прикрикнула на Павле женщина с ребенком на руках. — Не думаешь, что плетешь.

— Что слышу, то и плету, — сказал Павле. — Я ни от большевиков, ни от меньшевиков не жду добра. Пропади они пропадом — и те, и другие. Вот как я думаю, милые мои односельчане. А что касается земли — так помещичью землю пахал мой дед, мой отец, да и сам я пашу чужую землю, но ни дед, ни отец не померли с голода. И я, слава богу, живу. Не слышали разве — чужое впрок не пойдет. Я и половиной урожая довольствуюсь. Чем есть чужой сдобный хлеб, лучше лизать золу в своем доме. Награбленное в горле застрянет. Нет, не хочу чужого. Боже меня от него сохрани. Кто трудится, тот себе кусок хлеба найдет. А вы идите, заслоняйте грудью пушку.

Павле выкрикивал эти слова, но никто уже не слушал его. Все ушли в поле, туда, где, как понимали люди, решалась судьба всей деревни. Павле остался на дороге один со своей пузатой кобылой. Односельчане не поверили его недоброй вести, не поверили и потому, что снаряды ничего не повредили, — так может, это просто шальные снаряды. Да и потому не поверили, что вообще не пожелали верить Павле.