— Степан Сергеич, не посылай меня обратно, — взмолился Файхо и собрался упасть на колени, но Острецов поддержал его.
— Что случилось, Файхо? — удивился он.
— Ничего не случилось, Степан Сергеич, — зачастил Файхо скороговоркой. — Струд хороший человек, очень хороший человек. Просто он холодный какой-то… Да и главный мой враг мертв… Чего мне там делать? Он скоро покончит с Белявским и все равно соединится с тобой…
— А ты не хочешь поучаствовать в разгроме мятежников? — пробовал убеждать парня Острецов.
— С ним не хочу, с тобой хочу, — упирался Файхо. — У него я уже научился всему, чему можно. Струд спокойный, осторожный, а я хочу учиться воевать по-настоящему — смело, внезапно. Хорошо воевать. Как воюешь ты. Хочу быть красным командиром. Как ты. У тебя можно научиться. Научи. Не отсылай! — умоляющими глазами парень смотрел в упор на Острецова. «Вот и у тебя ученики появились», — подумал тот.
— Ладно, оставайся, — пряча улыбку, махнул рукой Острецов. — Учиться, значит, хочешь?
— Очень! — прошептал Файхо, преданно глядя на кумира.
— И всю жизнь отдашь за советскую власть?
— Всю отдам, — кивнул парень.
— Ну ладно, ничего не попишешь, — согласился Острецов и вышел в ночь. Приказав одному из бойцов срочно лететь к Струду, он вернулся в палатку:
— Наверное, и задания себе хочешь поответственнее?
— Хочу. Поручи!
— Тогда вот какое. Ты по склонам лазать умеешь?
— По горам, что ли? — спросил Файхо.
— Ну да, по горам, по скалам, по склонам!
— Лучше всех!
— Молодец! Тебе бы в цирке… Слушай, а может, когда война кончится, определить тебя цирковым артистом? Поверь мне, участь военных не так сладка, как тебе кажется…
— Нет, — покачал головой Файхо. — Хочу быть командиром!
— Ну, командиром так командиром. Возьми десяток бойцов, перейди по льду на ту сторону, вскарабкайся повыше на гору — на ту, что над Камовым нависла, высокая такая. Успел заметить?
Файхо кивнул.
— Надо втащить на нее два пулемета. Стоп! Значит, и второй пулеметчик понадобится. И вторые номера. Как с ними-то? — Острецов испытующе смотрел на парня, впрочем, не сомневаясь в его ответе.
— Легче не бывает, — воодушевился Файхо. — Влезу первым, потом втяну бойца. Вместе с ним поднимем пулеметы и вторых номеров.
— Вторые номера, говорят, — поправил Острецов.
— Я научусь, Степан Сергеич, обязательно научусь! Войну кончим, учиться пойду. Ты поможешь?
— Обязательно, Файхо.
— Приказывай!
— Пулеметы расставишь метрах в двухстах один от другого. Главное, чтобы сектор обстрела захватывал расположение мятежников. Лучше с флангов. На месте определишься и установишь, как надо. Ты ведь в темноте видишь хорошо?
— Как днем. Я сумею, поверь мне!
— Не сомневаюсь, Файхо! Слушай дальше. Вдоль нашего берега реки бойцы сейчас, в темноте, навалят кипы хвороста и обольют их керосином… Жаль, правда, придется весь керосин использовать. Ну да игра стоит свеч. Как только будешь готов, дай короткую очередь. Мы моментально поджигаем хворост — ты все увидишь, каждого казачка, укрытого своей буркой. Вот и начинай их поливать, пока не разобрали, что к чему. Пока разберут — дело будет сделано. Прихвати запасные ленты. Ну, а отсюда бойцы помогут тебе винтовками. Из орудий стрелять не буду: снаряды еще пригодятся для основных врагов — мизиновцев. Там как-никак кадровые офицеры. Ну, ничего. Мы им устроим Варфоломеевскую ночь. Все понятно?
— Про ночь не понятно. Какую ночь?
— Ну, это после, когда учиться пойдешь. А сейчас вперед, на сопки! Я скомандую насчет хвороста и расположу стрелков вдоль берега.
— Спасибо, Степан Сергеич, что доверяешь мне.
— Приступай!
Насчет укрытых бурками казачков Острецов оказался не прав. Они и не думали спать в эту ночь. Сами того не предполагая, они, приготовясь к броску через Амгунь и выстроившись в полный рост, являли собой превосходную мишень для бойцов Острецова. И когда темноту разрезала короткая очередь над их головами и тут же багряно вспыхнул противоположный берег, на головы станичников обрушился такой ураганный пулеметный огонь, что даже задуматься, откуда он, у них не осталось времени, не то ли что предпринять что-нибудь для своего спасения. Так беспорядочно и метались между скалами и льдом, поливаемые смертельным свинцом с обеих сторон. Лишь немногие сумели хоть что-то понять и выстрелить несколько раз в два мелькающих над их головами огонька или навстречу ярким трескучим вспышкам на другом берегу. Остальные падали в недоумении, перед смертью изумленно раскрыв рты и неловко, по-детски вскидывая руки, словно отбиваясь, как в детской игре в салки…
Когда весь берег был усеян трупами, оставшиеся в живых десять казаков подняли руки. Но красные пленных не брали, и сдающихся положили тут же, возле остальных. Потом нашли тело Камова. Атаман получил пять пуль, но уже первая — в голову — оказалась смертельной. Труп облили остатками керосина и подожгли. Так же поступили еще с несколькими казаками-офицерами. Потом Острецов собрал бойцов и приказал спешно выступать к северной части Кербинского склона. Обоз с собой не взяли, приказав ему догонять колонну. Старшим в обозе оставили Семена Баклагина.
8