Таежный бродяга

Мать говорила это, захлебываясь волнением. Я заглянул ей в лицо. Облитое фонарем, оно было видно отчетливо — и я разглядел там какие-то очень уж жесткие черточки. Она была озлоблена. Она жаждала мести! В общем-то, я и сам, по идее, жаждал того же… Но что же я мог в данном случае поделать? Я ведь знал, кто в действительности проникал ко мне. Отчетливо понимал: как и откуда мог почерпнуть эти сведения Ягудас… Я понимал все! И не было у меня ни сил, ни желания сейчас поддерживать мать. Я не хотел касаться этой темы, задевать ее имя… Старый подонок не назвал его, не упомянул в доносе. Почему же я теперь должен это делать — быть хуже его?

И хотя мать упрекала меня в хитрости (упрекала беспричинно, неправедно!), и выслушивать это было обидно, я все-таки начал сейчас немножко хитрить.

— Знаешь, — сказал я, — это все уже позади. Ты меня выручила — спасибо тебе! Но стоит ли портить оставшееся? Сколько мне осталось жить в Москве? — последние сутки!

— Срок истекает завтра, в одиннадцать вечера, — кивнула, нахмурившись, мать, — и, я думаю, — тебе не стоит рисковать…

— Это бесспорно, — сказал я, — о чем речь! Да и вообще, если бы даже обстоятельства сейчас и изменились в корне — я все равно бы уже не остался в Москве. Не смог бы… Нет, не хочу! Хватит! Раз уж так получилось, я и сам предпочитаю вернуться в Сибирь. И начинать оттуда.

Я закурил и потом — нервно грызя папиросу:

— Если мне вообще суждено когда-нибудь начать… Черт его знает. Попробую еще раз. На новом месте!

Но сейчас я, во всяком случае, предпочитаю не думать больше о неприятностях. Не думать ни об этом Ягудасе, ни… — Тут голос мой дрогнул невольно. — Ни о чем другом…

Я сказал так — и мать согласилась. И на этом мы расстались. Но все же не мог я — в самом-то деле — не мог не думать о Ягудасе! Встретиться с ним мне хотелось. Очень хотелось! И, поднимаясь по лестнице и отмыкая дверь, я заранее предвкушал эту нашу встречу и предстоящий разговор и мысленно видел ошалелое его лицо и трясущиеся, дряблые щеки…

Встречи, однако, не состоялось. Когда я вернулся в квартиру, она оказалась пустой! Сосед исчез. И Наташи тоже не было. И эту последнюю свою ночь — так же, как и самую первую, по приезде в Москву, — я провел без сна, в одиноких раздумьях. Пил чифирь, перебирал бумаги. Приводил в порядок рукописи и вещи и укладывал их в чемодан.

Утром, чуть свет, зазвонил телефон. Я снял трубку — и услышал голос Наташи.

— Вернулся? — спросила она.

— Да. А ты уже знаешь?

— Ну разумеется… — И потом — быстро, приглушенно: — Я сейчас приду!

Глава 9. На круги своя

— Где ж ты ночевала, Наташа?

— У родственников.

— Чего это вдруг?

— Ну, я была с папой. Он теперь — там… Сюда приходить не хочет.

— Из-за чего же?

— Да из-за тебя…

— Это потому, что я освободился?

— Ну разумеется.

— А кто ему сообщил об этом?

— Тот самый капитан, которому он и раньше звонил.

— Звонил — когда?

— Дней пять назад… Тебя как раз тогда не было дома.

— А ты как раз была — не так ли? И слышала все?

— Д-да.

— Значит, ты была в курсе — с самого начала?

— Ну, в какой-то мере…

— Почему ж ты меня сразу не предупредила?

— Не могла.

— Как то есть не могла?

— Ну, не могла я идти против папы! И, кроме того…

— Говори, говори, не жмись. Чего уж там! Давай начистоту!

— Я же все-таки комсомолка.

— Ах вот как!

— Ну да, милый. Ну да! Он мне напомнил о моем долге — и что я могла возразить?

— В чем же этот долг заключается? В доносительстве, в предательстве…

— Я вовсе и не думала об этом. Я просто растерялась… Прости, если можешь! Ты же ведь умный, тонкий — должен все понять…

— Но все понять, еще не значит — все простить.

— Ах, ты очень странный сегодня, холодный какой-то, чужой.

— А каким же я должен быть — интересное дело? После всего, что случилось!

— Ну, не знаю… не знаю. Все-таки наши чувства, любовь…

— Не смей произносить этого слова. Любовь! Молчала бы уж лучше.

Я сидел на диване возле раскрытого, уже уложенного чемодана. Наташа стояла рядом — покусывая губы, теребя косу. Она вбежала ко мне сразу, с улицы; плащ ее был распахнут, и я видел, как тяжко дышит ее грудь.

Я видел, как дышит ее грудь — высокая, туго обтянутая платьем, — и видел медовые, стройные, сильные ее ноги… Но видел все это неотчетливо, как бы в тумане. Переполнявший меня гнев застилал глаза горячею пеленой.

— Возвращайся к отцу! — сказал я.

И при этих словах она вздрогнула, моргнула растерянно, попятилась к дверям.

— Нам говорить больше не о чем. А его ты можешь утешить. Пусть спит спокойно. — Я усмехнулся. — Если сумеет, конечно… С Москвой у меня все кончено, — я уезжаю!

— Куда? — спросила она, глотнув воздух.

— Туда, откуда приехал… Возвращаюсь на круги своя.

— А — когда?

— Нынче вечером.

— С каким же поездом?

— С первым попавшимся… Но — не позже двенадцати.

— Билета у тебя еще нет?

— Это не проблема. Достану.

Было недолгое молчание. Потом она проговорила тихонько:

— Я провожу тебя… Можно?

— Нет, — сказал я. И резким движением захлопнул крышку чемодана.