Таежный бродяга

День этот весь прошел в хлопотах, в суете. После ухода Наташи позвонила мать и пригласила меня к себе. Состоялся, так сказать, семейный обед. И там я — после долгого перерыва — встретился с отчимом. Мы с ним недолюбливали друг друга, не ладили и вообще избегали встреч… Но эта встреча прошла довольно мирно. Может быть, потому, что она была — прощальной? Он был на сей раз прост и радушен. С улыбкой подливал мне вино, шутил, придвигал блюда. Наконец он предложил мне денег, и я, после некоторого колебания, принял их. Это было кстати! Данной суммы вполне хватало на дорогу и на билет.

Дозвониться до вокзальной кассы не удалось — и мне пришлось самому туда ехать и толкаться там в гомонящей толпе… Абаканских поездов прямого следования, как выяснилось, — не было. Для того чтобы добраться до Хакасии, нужно было делать пересадку в Красноярске. Через этот город проходило несколько маршрутов. И, поразмыслив, я взял билет на Иркутский экспресс, отправляющийся из Москвы ровно в полночь.

Затем я совершил последний обход редакций. Стихи мои везде лежали без движения — пылились в тех же самых папках и ящиках, куда были уложены месяц назад. Только в одном молодежном журнале что-то вроде бы забрезжило, сдвинулось… Редактор отдела поэзии сказал мне, попыхивая трубкой:

— Ваши стихи — у членов редколлегии. Читаются.

— Ага! И когда можно будет узнать?

— Один отзыв уже имеется, — сказал редактор. — Ждем второго.

— И каков же этот отзыв?

— Средний. — Редактор вынул изо рта трубку, описал ею в воздухе замысловатую кривую. И добавил, рассмеявшись: — Во всяком случае — не резко отрицательный.

— Все теперь зависит, стало быть, от второго?

— Да. Но это не быстро делается. Загляните-ка к нам дней эдак через десять — пятнадцать.

«Старая песня, — подумал я уныло, — дней через десять — пятнадцать я уже буду вкалывать в тайге, в Саянах, толковать о поэзии с другими — с теми, кто бегает на четвереньках и машет хвостом…»

И, наскоро простившись, — ушел.

Провожать меня на вокзал пришли мать и Юра — мой двоюродный брат. На минуту отлучившись в буфет, мы выпили с ним — «по отходной». Здесь я вкратце рассказал Юре о последних моих злоключениях. И вспомнил странную фразу прокурора Никульшина. «Что она означает? — спросил я. — Как ты думаешь?» И Юра, подумав, сказал:

— В общем-то, нечто подобное я уже слышал. Сейчас действительно становится немного легче… И знаешь, почему?

— Ну?

— Потому, что Хозяин — почти уже не у дел…

— То есть как это, не у дел?

— Он болен, понимаешь? И с каждым днем ему все хуже. И в верхах, в связи с этим, царит растерянность. Там же ведь — много сложностей! Это вовсе не такой монолит, как принято считать. Старик был там — как шампур в шашлыке. А теперь шампур этот гнется, ломается… Ну и шашлычок тоже уже не прежний. Начинает сыпаться, становится зыбковат.

— Откуда ты это все знаешь?

— Мы, брат, здесь многое знаем! — сказал, сощурив глаз, Юра. — У меня есть друзья — журналисты из «Правды», из «Известий», они иногда рассказывают интересные вещи… Журналисты — народ пронырливый. Да, кстати! — спохватился он, что-то вспомнив и начав торопливо шарить в карманах. — В связи с тобой… Где-то в Сибири, на Ангаре, работает журналистом один парень. В общем, способный, недавно окончивший Литинститут. Так вот, есть к нему письмо. В письме этом речь идет о тебе! Написал его…

— Кто?

— Гриша Поженян. Поэт. Общий наш друг.

— А-а-а, — вспомнил я, — это тот одессит, которого я у тебя встречал! Такой с усиками, слегка приблатненный.

— Вот именно, — усмехнулся Юра. — Но поэт он хороший. И к тебе тоже хорошо относится. И дает в письме самые лестные рекомендации. И он просил передать тебе это письмецо. Поступай с ним как хочешь, как сочтешь нужным! Хочешь — отправь по почте, хочешь — явись по адресу сам… Во всяком случае, в Сибири у тебя, считай, уже есть зацепочка!

Юра говорил и одновременно шарил в карманах, искал письмо… В конце концов нашел. Сунул мне в руку плотный конверт. Я взял его. И вдруг рука моя дрогнула, ослабла.

Я смотрел в этот момент не на конверт, а поверх его, в окно буфета. Там, за окном, — мне внезапно почудилось, — мелькнул силуэт Наташи…

И, забыв обо всем, я скомкал письмо; не глядя, сунул куда-то в карман. И бросился к выходу, задевая столики, расшвыривая встречных.