— Почему они прилетают на одно и то же место? — обратился я к старому охотнику.
— А где бы ты хотел видеть их завтра? — вместо ответа спросил Максимыч.
Я решил, что он хочет отделаться шуткой, и, тоже шутя, указал пальцем:
— Вон у той кривой елки. — Затем, усмехаясь, добавил: — Видно, и тебе, Максимыч, не все лесные тайны известны!
Охотник улыбнулся и молча пошел дальше.
На другой день он спросил меня:
— Не был у ручья?
— Нет.
— Сходи…
Я отправился. Тихо прошел по берегу озера, выглянул из-за кустов… Рябчики сидели у кривой елки!
— Ну как? — встретил меня дома Максимыч, отрываясь от чистки ружья.
— У елки… — ответил я смущенно.
Охотник кивнул головой и снова взялся за ружье.
Мне хорошо была известна манера Максимыча: выкладывать свои «секреты» только после того, как неопытный охотник вдоволь поломает над ними голову. И я не стал приставать к нему с расспросами.
Но он, видимо, заметил на моем лице такое недоумение, что на этот раз изменил своему правилу. Протирая тряпочкой стволы, охотник заговорил:
— Любят рябчики слушать, как журчит вода. Иной полдня просидит у ручья. А тот ручеек, что у озера, — тихий, еле течет. Он и не журчал бы, если б его не запрудило валежником.
— Правильно! — вспомнил я. — Вчера валежник в ручье был как раз против толстого пня.
— А сегодня?
— Сегодня… возле елки. Как он туда попал?
— Над этим уж я потрудился, — ответил Максимыч. — Вчера вечерком перетащил. А вслед за плотиной перекочевали и рябчики.
«Бронированные» птицы
Было морозное утро. Звонко скрипел под лыжами снег, с треском ломались сучья кустарника. То и дело приходилось растирать рукавицей щеки.
Продрогший возвращался я с охоты, торопясь в теплую избу, к кипящему самовару.
Вдруг над лесом пронесся тетерев, круто свернул на опушке и сел на вершину березы, совсем близко от меня.
Я просунул ружье сквозь куст, за которым стоял, и выстрелил. Тетерев удивленно вытянул шею и остался на месте. Я взвел другой курок, тщательно прицелился и снова выстрелил. Косач только беспокойно пошевелился.
«Что это значит?..» — изумился я и выстрелил в третий раз. Тетерев поднялся и как ни в чем не бывало улетел.
Я вышел из-за куста, измерил расстояние: до березы было только сорок шагов…
Дома я рассказал про этот случай Максимычу.
— В грудь стрелял? — спросил он.
— В грудь.
— Так… Мог бы еще раз пять бухнуть!
— Как — раз пять?..
— Обыкновенно.
Охотник помолчал, пряча в бороде улыбку; затем, видимо вдоволь натешась моим неведением в таком понятном для него деле, начал:
— Как-то приходит ко мне один парень и говорит: «Помоги моему горю: ружье живит. Стрелял, стрелял по косачам, ни одного не убил. Что случилось — понять не могу…»
— В чем же было дело?
— Косачи зимой бронированные! — рассмеялся Максимыч. — У тетерева-глухаря перья в мороз крепкие, ровно стальные. Сбоку стрелять надо, сзади. А в грудь — дробь рикошетит. Пустая трата зарядов.
Загадочный зверь
Поздней осенью, когда на озере появились забереги и в воздухе завихрилась снежная крупа, колхозные рыбаки закончили свою работу. Засолили последний улов, бочки вкатили в сарай, на дверь повесили замок и ключ отдали сторожу Макару.
— Карауль! — сказал бригадир. — До первопутка. Вывалит снег — приедем.
Оставили деду старое шомпольное ружье и ушли в деревню.
Тихо стало на берегу. Даже звери и птицы и те, казалось, попрятались от наступающей стужи. Только изредка трещали от волн забереги да глухо шумел лес.
Заскучал Макар: заняться нечем, словом перемолвиться не с кем. На много-много километров кругом — ни души. Даже собака сорвалась с привязи и убежала за рыбаками.
Пробовал дед заняться охотой, да ничего не получилось. Далеко отойти от склада нельзя, охранять надо — неровен час, забредет какой-нибудь медведь-шатун, да и начнет разбивать бочки… А у самой избушки — какая уж там охота!..
Но один раз повезло старику. Выглянул он в окно, а возле сарая зайчишка прыгает. Приоткрыл дед раму, просунул в щель ствол да как трахнет! Наповал уложил.
Обрадовался Макар добыче. Ведь, как-никак, мясо! Очень уж надоела одна рыба.
Нажарил дед зайчатины, поужинал, а остатки поставил на подоконник. «Пусть застынет, — решил он. — Утром подогрею и позавтракаю». Обошел склад, покурил и лег спать.
Среди ночи в окне вдруг зазвенело стекло. Макар вскочил и, ничего не соображая, долго не мог нашарить в темноте ружье. А когда наконец нашел, вокруг уже было тихо. Только ветер с легким шорохом перекатывал через крышу сухой снег.
На полу, меж осколков стекла валялась миска. Жареная зайчатина исчезла.
«Не иначе — медведь!» — решил Макар и, кое-как починив окно, до утра не спал. Сидел с ружьем и ждал, что зверь вот-вот вернется. Но он не пришел.
Когда рассвело, стал дед искать следы зверя, но за ночь их засыпало снегом.