— Одним словом, вам стало плохо, — подытожил Лерметт. — А если эльф чувствует себя больным, он делает себя здоровым — верно?
— Нет, — горячо возразил Ниест.
— Нет? — удивленно переспросил Лерметт.
— Ничего из этого не вышло, — поддержал приятеля Аркье. — Я себя исцелить не смог.
— А что ты смог? — Пристальный взгляд Лерметта не позволял отвечать уклончиво.
— Не знаю, — растерянно произнес Аркье. — Сам не знаю, что я сделал... как сумел это из себя вытолкнуть... но...
— Это было не исцеление, — согласно кивнул Ниест. — Другое что-то... совсем другое усилие... вытолкнуть, стереть с себя, сбросить...
— Этого нельзя было терпеть! — Лицо Лэккеана при словах «стереть с себя» вновь передернулось отвращением. — Как угодно, только избавиться... такая мерзость... такая...
— Вот тебе и ответ, — повернулся Лерметт к Эннеари. — Откуда, по-твоему, взялось это скоропостижное нездоровье? Да еще чтобы у всех троих разом.
— Ты хочешь сказать... — Эннеари недоуменно покачал головой. — Это и были чары?
— Вне всяких сомнений, — подтвердил принц. — Я не знаю, достало бы у вывертня сил на всех шестерых или нет — если да, то тем больше стараний мальчикам приложить пришлось. Опять же, я не знаю, чего он хотел. Может, он собирался после предъявить мертвых эльфов — зверски, между прочим, замученных эльфов. И кого он в таком разе думал назвать их убийцами — людей или доподлинных виновников... сейчас это уже неважно. Но даже если он и рассчитывал околдовать всего троих... Арьен, поверь мне, это ничего не меняет. Такие заклятия бросают, как пригоршни теста — к кому прилипнет, а с кого и свалится. Не мне судить, отчего оно сумело овладеть теми тремя... то ли было в них сродство со злом, то ли просто слабость духа... во всяком случае, Аркье, Лэккеан и Ниест не поддались. Они ощутили наведенные чары как мерзость — ну, хотя бы как нездоровье, как нечто чуждое — и стали сопротивляться. Они даже смогли устоять.
Изумленная улыбка, осенившая уста Эннеари, почти пугала своей беззащитностью.
— Арьен, у них хорошие задатки и сильная воля. Они держались достойно и заплатили с избытком. Ты неправ.
Медленно и покорно Эннеари склонил голову, прося прощения.
Аркье, Ниест и Лэккеан, едва ли не устыженные своей нежданной доблестью, склонили головы в ответ.
— Одно плохо, — заключил Лерметт, подымаясь на ноги. — Полчаса назад все было готово, а теперь наверняка все выкипело.
— Ужин! — взвыл Лэккеан. — Он же сгорел!
— И ничего он не сгорел и не выкипел, — сообщил Ниест, все еще глядя себе под ноги. — Я котелок с огня снял.
Пробудившись поутру третьего дня, Эннеари обнаружил, что Лерметт на сей раз проснулся первым. Даже вездесущий Лэккеан еще дремал, смущенно улыбаясь каким-то своим сонным видениям. Тем более его сотоварищи и не думали просыпаться. Ровное дыхание Ниеста было таким серьезным и сосредоточенным, словно сон — это очень важная и ответственная работа, и выполнять ее следует тщательно, дабы завершить без единой ошибки. Аркье как ввечеру простер себя на расстеленном плаще, так словно бы и не шевельнулся с тех самых пор, сохраняя прежнее положение тела, исполненное неброского достоинства.
А вот принц не спал. Он сидел почему-то в одних штанах, без майлета и даже без нательной рубахи, подперев щеку рукой, и созерцал разложенную и развешенную по веткам собственную одежду. Выражение его лица было самым что ни на есть озадаченным и, пожалуй, даже тоскливым.
— О чем сокрушаешься? — окликнул его Эннеари.
— О том, что я не женщина, — без улыбки ответил Лерметт.
— П... почему?! — поперхнулся Эннеари.
Лерметт со вздохом отвел взгляд от своего платья.
— Потому что я вот уже битый час думаю, что мне надеть, и пока ничего толкового не надумал. — Он усталым движением потер виски. — А женщины таким вопросом не затрудняются. Оно у них как-то само собой выходит.
— Это тебе только кажется, — просветил друга куда как более искушенный Эннеари. — Сразу видно, что у тебя нет сестер.
— Действительно, нет. — На сей раз Лерметт все-таки улыбнулся.
— Странное ты все-таки создание, — сообщил Эннеари, усаживаясь рядом. — Когда надо что-нибудь трудное решить — как толпу укротить, к примеру, или догадаться, что Лоайре еще жив — так лучше тебя не найти. А когда всего-то и нужно, что выбрать, какие штаны напялить...
— Да кто тебе сказал, что это «всего-то»? — возразил Лерметт. — Разве я на охоту еду или в гости? — Он выдернул затычку из фляги и сделал несколько быстрых глотков. — Я ведь посол, не забывай. Вот честное слово, любая дворцовая церемония легче во сто крат! Там, по крайней мере, все заранее известно. И куда ступить, и что надеть. А тут... ничего, сам съездишь разок-другой с посольством, живо поймешь, что это за морока.
Эннеари хотел было возразить, что подобное счастье может посетить его разве что во сне, но промолчал.
— В таком деле каждая мелочь значение имеет, — утомленно пояснил Лерметт. — Никому ведь не нужно, чтобы из-за неправильно подвязанных шнурков война вспыхнула.
— А что, такое бывает? — недоверчиво поинтересовался Эннеари.