Тадзимас

И только в июне нынешнем приехал ко мне в Коктебель. Приехал, чтоб отдохнуть. А вовсе не для того, чтоб с другом, то есть со мной, здесь повидаться… Друг ли мне он? Да кто его знает! Слишком он изменился. Это я зачастую думаю не о себе, но о других, о товарищах, – как бы помочь кому-то, что же такое сделать доброе для кого-то, кого же успеть поддержать. Юра многие годы – думает не о товарищах. Думает – как бы выжить. Думает – о себе. Думай почаще, Юра. Думай побольше, Юра. Мне не обидно. Мне – грустно. Что же с тобой? Очнись! Или – уже не сумеешь? Вовсе уже не способен – к дружбе, к общенью, к беседе, – так, как в былые года? Что с тобой, Куб? Откуда эти метаморфозы? Что это вдруг за поза? Что за совсем советский твой литераторский вид? Смотришь – и видишь: ну прямо только что из ЦДЛ. Если ты дружбу предал – так и скажи мне, Юра. Если ты дружбе предан – так и скажи мне, Куб.

Кто ты теперь? Ответь мне.

Кто ты – на самом деле?Друг – или так, знакомый прежний, одно названье, звук, что заглохнул, отсвет, вскоре погасший, былого, оттиск ли полустертый давнего самиздата, призвук ли чей-то, призрак мрака, неужто – призрак? Или же – друг? Скажи мне, кто ты? Ответь мне, Куб!.. Ладно уж. Бог с тобою. Выбран и ты судьбою. Слово твое любое – стынет, сорвавшись с губ…

Об Олеге Хмаре.

(Книга стихов «В часы бессонницы». 1989)

О чем говорить сейчас, когда книга Олега Хмары приходит к читателю?

О том ли, что дружба наша с ним длится вот уже добрых двадцать восемь лет, и годы эти наполнены разнообразными, нередко значительными, порою сложнейшими, пережитыми, бывало, и порознь, и вместе событиями?

О том ли, что Олег – личность, по глубокому моему убеждению, исключительная, человек редких достоинств?

О том ли, наконец, что он – замечательный поэт, ценимый и друзьями, и знатоками подлинной отечественной поэзии, более трех десятилетий существовавшей и имевшей широчайшее хождение по всей стране в списках, выстоявшей, выжившей – и лишь в последнее время, пока что фрагментарно, но все-таки все более высвечивающейся в виде ярких публикаций?

Немудрено понять, что стихи Хмары скажут о нем куда больше, нежели я ныне, в этих вот, искренних, впрочем, заметках о старинном друге своем.

И все-таки – надо, важно сказать.

Олег Илларионович Хмара родился в 1936 году. Кровь запорожских и донских казаков течет в нем, определяя его внешность, повадки, манеру держаться, характер, да и всю, собственно, жизнь.

На Украине, откуда поэт родом, на Днепропетровщине с ее холмистыми, овражистыми, словно бы буйными волнами, откатывающимися на юг, к морю, степями, с перенасыщенными птичьим щебетом, то пронизанными солнцем, то тенистыми островками лесов и посадок вокруг водоемов, в селе Вольном, что на реке Самаре, неподалеку от Новомосковска, над которым высится знаменитый собор, предки Хмары покоятся на старинном сельском кладбище вот уже три столетия. Корни рода – уходят в глубь истории Украины и Дона.

Не случайным было название села. Жажда воли, умение отстаивать ее в любых жизненных обстоятельствах, обретение воли – сквозь узы внешне монотонного, тяготящего душу существования в общем-то успешно работающего в своей области горного инженера, несколько позже – кандидата наук, незаменимого специалиста по выбросам в угольных шахтах – проблеме острой, наболевшей, – но, согласитесь, существования вынужденного, далекого от поэзии, хоть и приносящего явную пользу людям, – сквозь рамки быта, сквозь невзгоды личных драм, – неторопливое, поступательное, но осознанно-неуклонное преодоление барьеров, препон, поиск и нахождение выхода, – вот что важно увидеть и в жизни и в поэзии Олега Хмары.

Не отсюда ли в нем, еще с малых лет, – тяготение к природе, слиянности с нею, вглядывание и вслушивание и в струение незримых вод времени, и в ток реальных древних рек – Днепра, Самары, Ингульца, а потом – Волги, на берегах которых, смело можно утверждать, и происходило формирование этого человека, этого поэта?

«…но есть покой и воля». Покой – для Хмары – понятие отнюдь не статичное. Ибо, находя отдохновение вдали от городов, будучи заядлым рыбаком, путешественником, бороздя на своем катере воды, прежде – Днепра и притоков, вплоть до моря, нынче – Волги и притоков, он впитывает в себя извечные силы отечества. И только внешне, подчеркиваю, монотонное существование, в котором подспудно идет неустанная работа души, получает тот мощный импульс, тот крутой замес, каковые уже соприкосновенны с поэзией.