Тачдаун

– Почему именно ванильный латте? – спрашиваю Пауэлла, медленными шагами приближаясь к его столу.

Серые глаза внимательно наблюдают за мной.

– А что не так с ванильным латте?

– Этот вид кофе вам совершенно не подходит.

Я останавливаюсь напротив и наклоняюсь вперед, опираясь локтями на стол. Пауэлл моментально заглатывает приманку. Его глаза опускаются на мой вырез, который демонстрирует больше, чем я обычно показываю. На висках мужчины проступает пот.

– Вот как? – В стальном взгляде мелькает что-то такое, чего я не могу разобрать, и это меня раздражает. – Тогда какой же, по-твоему, подходит?

– Черный, как ночь, сладкий, как пустые обещания, и непременно обжигающе горячий, – с трепетом в голосе выдаю заранее подготовленный Даниэлой текст, который она наверняка стащила из своих слащавых книжек.

– Упомяни сильную прожарку, – шепчет Ривас.

– Обжарку, – исправляет Аспен.

– Вы любите сильную обжарку, профессор? – мурлычу, выгибая спину, чтобы грудь казалась больше.

Пауэлл с трудом сглатывает и облизывает пересохшие губы, вызывая у меня тошноту. Он подается вперед, и наши лица оказываются так близко, что я ощущаю на лице жар его потяжелевшего дыхания.

– А ты?

– Тридцать секунд, – раздается в наушнике напряженный голос Ривас.

– Он готов, – говорит Аспен. – Уходи.

Я выпрямляюсь, отдергиваю юбку и забрасываю на плечо рюкзак.

– К сожалению, нет, профессор. – Беру со стола пустой стаканчик из-под латте, чтобы не оставлять улик, и, смущенно улыбаясь, отступаю назад. – Предпочитаю зеленый чай.

– Постой! – Он приподнимается на стуле и тут же опускается обратно. Его руки ныряют под стол, вызывая у меня неуловимую усмешку. – У тебя ведь уже закончились занятия? Мой рабочий день тоже завершен. Мы можем запереть…

– Пятнадцать секунд.

– …аудиторию, чтобы нам никто не помешал, и обсудить еще некоторые темы. Например, приближающийся экзамен по этике.

Ах ты, грязная свинья!

– Простите, профессор, но я очень тороплюсь.

Быстро спускаюсь со сцены и бегу вверх по лестнице, придерживая пальцем наушник. Мое сердце колотится так сильно, что, кажется, будто вот-вот выскочит из груди. О, черт. Лучше бы мне успеть.

Я уже добираюсь до верхней ступени, когда слышу тяжелый вздох Дэнни.

– Она здесь.

Входная дверь распахивается, и в аудиторию входит Кайла.

Я останавливаюсь, желудок завязывается узлом. Дерьмо. Я не видела ее с того самого вечера на стадионе, когда она впервые посмела меня унизить. И вот она передо мной – стерва, которая превратила мою жизнь в ад. Я ненавижу ее даже за то, что она просто дышит. Наглая, богатая сучка, которая решила, что неприкосновенна.

Мои руки сжимаются в кулаки.

– Не вздумай, – предупреждает в наушник Аспен.

Наши взгляды скрещиваются, как рапиры. Я стискиваю зубы. Пульс эхом отдается в ушах. Стерва ростом с садового гнома выдает мне презрительную я-победила-тебя усмешку. Взяв себя в руки, я ухмыляюсь и качаю головой.

Нет, сладенькая. Я только выхожу на ринг.

Обхожу сучку и выскакиваю из аудитории, где меня уже ждет Дэнни. В полном молчании мы поднимаемся к Аспен в аппаратную. В крошечной комнатке царит полумрак. На деревянном столе высится огромный выключенный проектор. Рядом со столом стоит Дэвис, прислонившись спиной к стене и скрестив лодыжки. На ее лице написано отвращение.

– Меня сейчас стошнит, – сообщает она.

Мы с Дэнни подходим к единственному в помещении окну, которое выходит в лекционный зал, и в том, что мы видим, нет никаких сомнений. Кайла сидит на профессорском столе, ее ноги широко раскрыты, и между ними двигается Пауэлл. Его брюки приспущены до колен. Я поднимаю телефон и нажимаю кнопку записи. Когда лицо каждого участника порнушки попадает на видео, мы останавливаем съемку и опускаем шторки, чтобы предоставить кроликам больше уединения.

– Как давно Кайла трахается с профессором? – спрашиваю, пока мы идем по парковке к своим машинам.

– С начала учебного года, – отвечает Дэвис, доставая из своего бледно-голубого мини-рюкзака солнцезащитные вайфареры. – Как только Пауэлл перевелся сюда из Стэнфорда.

– Кстати, а он ничего, – подмечает Дэнни.

Мы с Аспен переглядываемся и изображаем жестом тошноту.

Подойдя к «Курице», вижу какого-то незнакомого парня, сидящего перед ней на корточках, на асфальте. В его руке… Твою мать!

– Ах ты, сученыш! – кричу я и бросаюсь к нему.

Заметив меня, говнюк вскакивает и начинает убегать, но внезапно на его пути вырастают Джейсон и Сойер. Линч хватает ублюдка сзади за шею и тащит обратно к моей машине, где на двери со стороны водительского сиденья черной краской из баллончика выведена надпись: «ШЛЮХА».

– Не вмешивайся, – предупреждает меня Банди своим низким, опасным голосом, который пробирает до костей.

Дэнни хватает меня за руку и тянет на себя. Я отступаю и глубоко вдыхаю, чтобы справиться с накатившей на меня яростью.

Вокруг нас начинает собираться толпа, формируя неровный полукруг. Возбужденный шепот и смешки заполняют воздух, но я слышу только свое сердцебиение. Так четко, будто стою в пустой комнате.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.