Она покачала головой, словно сожалея. Как будто он был еще одним человеком, которого можно было добавить к растущему списку предателей. Но она не была невинной в этой запутанной истории. Ее чувства здесь не имели значения.
— Где кольцо, Люси?
Она всплеснула руками:
— Я все пытаюсь тебе объяснить. Есть только скрипка. В дневнике моего дедушки упоминается, что кто-то велел ему спасти себя, и он говорит, что сердце Лассерно спасло его. Ты говоришь, что это кольцо, но спасла его скрипка. Я уже рассказывала эту историю. В последние дни он казался искалеченным чувством вины за все это.
Какое ему дело до скрипки? Он не выполнил задачу, которую намеревался выполнить. Не будет славного возвращения домой для сокровищ его нации. Его поиски искупления подошли к бесславному концу.
Плечи Стефано поникли, и усталость грозила свалить его с ног. Как теперь освободить брата и сестру?
— Этот коронационный перстень был бесценен…
Люси сделала шаг вперед, посмотрела ему в лицо и запнулась.
— Как и скрипка. Всю жизнь мне говорили, что это одна из многих ценных копий, но когда мой дед умер и мы нашли его дневники, то обнаружили, что она настоящая. Страдивари. — Она указала пальцем на футляр, который теперь стоял на рояле. — До сих пор считалось, что все существующие Страдивари известны. Новый создаст историю — бурю в музыкальном мире. Мой дед говорил, что скрипка — это сердце Лассерно, а сердце Лассерно спасло его. Что, если… Я не знаю… — Люси принялась расхаживать по комнате, сжимая и разжимая руки. — А если это одно и то же? Может быть, он обменял кольцо на скрипку в бегах? Чтобы сохранить себе жизнь? Драгоценный камень не мог ему помочь, но скрипка могла. Может быть, он считал Страдивари честной сделкой, потому что знал цену тому, что ему давали? Обмен одного бесценного предмета на другой. Это всего лишь предположение, но я не могу сожалеть об этом. Потому что без скрипки меня бы здесь не было.
— Зря ты раньше мне ничего не сказала.
Люси протянула к нему руки, словно умоляя его проявить свои нежные чувства. Ее мольбы были напрасны. Вся оставшаяся в нем мягкость пережила последние предсмертные муки.
— Ты тоже знал — может быть, не о скрипке, а о моем дедушке. Мы оба прятались от этого, Стефано. Но я всегда собиралась сказать. Мой дед любил Лассерно. Он бесконечно рассказывал об этом. Я уже говорила тебе, что, по-моему, он оставил здесь часть себя.
— Ясно одно: ты не сочла меня достойным рассказать эту историю.
— Это не то, что я сказала. И если ты верил, что коронационное кольцо у моей семьи, почему ничего мне не сказал?
Он стиснул зубы, борясь с желчью, подступившей к горлу.
— Есть итальянская поговорка: доверять — хорошо, не доверять — лучше. Теперь это мой девиз, по которому я должен жить. Я бы никогда не поверил словам такого человека, как ты, чей родственник обокрал мою семью. Мою страну. Которая ничего не сказала, пока ее не поймали.
Все это время Люси выглядела так, словно была готова к драке. Она стояла, высокая и гордая, держалась почти царственно. Но после этих слов словно превратилась в дерево, срубленное смертельным ударом топора.
— А я думала, что дорога тебе… — Ее голос дрогнул. Уголки ее губ опустились, взгляд был пустым, глаза блестели. — Мы… мы занимались любовью, а ты мне совсем не доверял.
— То, что мы делали, не имело ничего общего с любовью.
— Ты прав. Доверять чьим-то добрым намерениям слишком больно. Не доверять гораздо лучше. — Она опустила голову. Шаркала по полу ногой в ботинке. Все сияние в ней погасло, как задутая свеча. — Теперь, когда снег сошел, я полагаю, Бруно сможет добраться до замка? Я позвоню ему и уйду.
Она обернулась. Направилась к двери. Остановилась. Ее плечи поднимались и опускались, но она по-прежнему отворачивалась от него, как будто не могла больше смотреть на него.
— Мой дед всегда говорил, что скрипка спасла ему жизнь. В последнее время мне это кажется непосильным бременем. Для тебя, Стефано… Надеюсь, это освободит тебя.
Она бросила последний взгляд на скрипку, оставила ее на столе и вышла из комнаты.
Стефано сидел возле кабинета Алессио в приемной для посетителей дворца. Он не представлял, что будет ждать, как чужой, ведь это место когда-то было ему вторым домом. Он не хотел снова входить в эти двери, пока его самоназначенная работа не будет завершена. Звонок прозвучал слишком рано. Он еще не вернул все драгоценности Короны. А что касается коронационного кольца…
Рассеянность вошла в его жизнь, унесла его от того, что он должен был сделать. Его пронзила стрела боли. Он не будет думать о ней. Он попытался отогнать видения, мелькавшие в его голове: солнечный свет, светлые волосы.