Та, что надо мной

Не стоит нападать на меня ночью, во время третьей, благой, четверти луны. Владычица висела в небе за их спинами, и я видел, как после моего приказа две волчьи тени превращаются в человеческие. Какое-то время с этими двумя можно было не считаться. Ещё одна, человеческая, тень, прыгнула через полосу лунного света к тёмному крыльцу. Я увидел занесённую на меня руку с кинжалом. Примерно такой же кинжал с длинным лезвием прихватил из дома и я. Просто я успел ударить первым, и после этого решил бòльше не обращать внимания на слабо стонущего на земле противника.

Человек, который ещё недавно был матёрым волком, уже опомнился и кинулся на меня. Мой кинжал вспорол ему живот, показалось даже, что я вижу, как под луной в кровавом месиве блеснули кишки. С усилием глотая воздух, он снова начал превращаться в волка и, пошатываясь, пошёл прочь. Вызывая свою иную природу, мы обращаемся к целому мирозданию, которое помнит, каким должен быть волк или олень. Потому-то во втором облике оборотень способен на удивление быстро залечить раны, которые для другого были бы смертельны. Отсюда же, надо полагать, и прочие странности — то, что когда кто-то оборачивается в крупного зверя, тянет холодом; то, что при обратном превращении к человеку возвращаются его одежда и оружие.

Из темноты в полосу света вышел юноша и, поддерживая нетвёрдо стоящего на ногах волка, побрёл с ним к калитке. Я не стал их останавливать. Миро, похоже, сильно мне помог, выведя из строя кого-то из оборотней. Но сколько их осталось? Двое? Трое? Четверо? Другие ведь могли ждать и за оградой. Однако бòльше нападать никто не спешил.

Итак, я разворошил осиное гнездо. И разворошил именно визитом в зверинец — посещение храма Зеркала не вызвало ни у кого желания меня немедленно прикончить. Плохо, что я отпустил двоих убийц. Они кое-что узнали о моих возможностях, и у них или у их нанимателей теперь могут появиться догадки о моей природе.

Первый раненый давно затих, уткнувшись лицом в траву. Я подтянул тело к крыльцу. Оно уже начало остывать — в начале лета ночи в столице прохладны. Глава рода Даури — у него не было второй природы волка, и ему не повезло. Но Даури, похоже, и в самом деле просто наняли — как для похищения Миро, так и для моего убийства. Урготская цепочка, натянутая вокруг дома, не предупредила меня о незваных гостях. Урготцы обычно творят свою магию так, чтобы её можно было отменить. Но подходящий способ Даури не по уму, да и не по средствам. Похоже, что нападавшим помогли наниматели. А вот кто ими был — Ори или Ватали? Почти наверняка они договаривались с убитым. Вряд ли он посвятил остальных во все подробности — волкам обычно достаточно приказа от старшего. Ниточка, которая, казалось, позволяла ухватиться за это дело через оборотней, заканчивается неизвестно где. Зато я приобрёл личных врагов, что в моём положении очень скверно. Ненависть способна выслеживать человека не менее рьяно, чем любовь и легко находит уязвимые места. А я неизменно слабею к новолунию и каждый месяц есть несколько дней, когда я беспомощен и бессилен. На военной службе я был бы полезен до первого сражения, которое придётся на неудачные дни.

Осталось разобраться с тем, кто залез через форточку. Подросток? Карлик?

Вода в ведре, стоявшем неподалёку от крыльца, к моему удивлению даже не расплескалась. Захватив ведро, я пошёл в спальню. Мальчишка очнулся только после того, как я вылил на него бòльшую часть воды. Белобрысые волосы слиплись сосульками, за пазуху ему стекали розоватые капли. Он упорно молчал. Я заговорил сам.

— Ты не их родственник. Ты вообще простолюдин. И вряд ли что-то знаешь, чтобы тебя стоило допрашивать.

Оскорбить не было моей целью — просто я видел сплетение его нитей.

— Тебя заставили лазить по форточкам, как вора. Но они не воры. Они убийцы. Они выкрутятся из этой истории, а тебе выжгут глаза калёным прутом и заставят вертеть ворот на каторге. Тебе было, должно быть, ужасно лестно, что с тобой связались такие знатные господа. А надо бежать от них без оглядки, чтобы тебя не нашли. Вот деньги — я положил ему за пазуху кошелёк. Найдёшь мастера, чтобы выучиться у него честному ремеслу, отдашь задаток за угол и еду. Это лучше, чем исполнять чужие прихоти — ну, заплатишь ещё тем, что тебе придётся вынести дюжины три затрещин. Схоронись, не выходи со двора.

И учти — если что, я отыщу тебя даже после собственной смерти. Ты не знаешь, на что способны благородные. И это будет хуже, гораздо хуже калёного прута. Если с тобой случится что-то, что помешает жить своим трудом, то лучше найди воина Сведа из рода Сведов и попроси у него совета моим именем.

Рожу я скорчил такую зверскую, что не рассмеялся, только задержав дыхание. Я нарочито медленно прошёл с белобрысым мимо трупа на крыльце и выкинул его в калитку, поддав коленом под зад.