Та, что меня спасла

Очень много тайн, но изменить я ничего не могу.

Синица позвонила, как только включился телефон. Я даже испугалась – уронила его на пол. Хорошо что в этой комнате потёртый ковёр лежит – смягчил удар.

– Ты где пропадаешь?! Я чуть с ума не сошла! Звоню, звоню, а у тебя телефон отключен!

Синица возбуждена, кричит и, наверное, машет руками. Ей волноваться нельзя, а она, беспокойная птица, накручивает себя по любому поводу.

– Прости. Проблемы с телефоном были, – почти не лгу и улыбаюсь: оказывается, я скучала. Очень хочется её увидеть. Но Синица сейчас не здесь, уехала к родителям.

– И что, Гинц не мог тебе новый придарить?! – фыркает она.

– Не мог, – не хочу ничего объяснять, поэтому перевожу разговор на другое, чтобы Синица забыла об истории с телефоном. – Ты как? Родителям сказала?

– Неа, – падает у неё настроение в минус. – Не нужно им сейчас все эти лишние волнения. Да и мне – тоже. Скажу позже, когда уже ничего нельзя будет повернуть. А то я их знаю. Отец такой, что поволочёт на аборт. И вообще. Тай, – она вдруг начинает реветь, – Я тут вся извела-а-ась. Мне сон плохой присни-и-ился! Севушка голы-ы-ый! Это плохо, между прочим, к болезням всяким. Он мне звонил, а я не отвечала. А сейчас молчит уже третий день. Как бы что не случилось!

Линка в своём репертуаре с верой во всякую ерунду.

– Да ничего не случилось с твоим Севой. Подумаешь, руку сломал, – закатываю я глаза, и только потом соображаю, что брякнула.

– Сева?.. Руку?.. Сломал?..

Синица, кажется, потеряна для общества.

– Как же так-то, а? Вот, говорю же – голый! И никто мне не верит!

Кому она ещё успела рассказать свой вещий сон – я так и не узнала, потому что Линка быстро свернула разговор и отключилась. С причитаниями, бормотанием, какой-то уж очень сильной лихорадкой. Судя по всему, город пал без единого выстрела. Надо ж было так бездарно проболтаться. Ладно, Синица старше меня на два года. Не маленькая, разберётся уж как-нибудь со своими чувствами и проблемами, самая большая из которых – её драгоценный голый Севушка.

– Прохорова, – прерывает мои размышления Аль, – я, конечно, понимаю: любовь, морковь и все дела, но ты, между прочим, обещала меня кормить. Будь человеком, а?.. У меня от тебя одни нервы, а когда я нервничаю, много жру. Аппетит повышается. И работоспособность. А творить голодным… ну, может, и правильно, но нецелесообразно.

– Выгонишь? – улыбаюсь покаянно.

– Нет. Живи. Ты меня встряхнула со своим Гинцем. Это ж надо: романтика, цветы, ночью через забор высокий перемахнуть. Дорогого стоит! Вот ты мужика за яйца-то взяла, Прохорова! Я тебя боюсь!

– Кажется, я не Прохорова, – вздыхаю и направляюсь на кухню.

Мы вчера так и не поговорили: Альберт вначале заперся у себя, затем отлучился надолго, а потом снова он прятался в доме. Я его не преследовала: у художников должно быть личное пространство. Свой мир, куда простым смертным вход – только по пригласительным билетам от творца.

Это он вчера показал мне репортаж об Эдгаре.

– Рассказывай, – подпирает он щёку ладонью и следит за каждым моим движением, как голодный кот или собака. – Я всегда знал, что в тебе какая-то тайна скрывается.

– Только ключи от этой тайны утеряны. Тётка ничего не помнит. Возле неё альфонс какой-то вьётся. Всё непросто, – я снова вздыхаю. Ставлю перед Альбертом пышный омлет, ветчину и румяные тосты.

– Странно другое. Что ты ничего не помнишь, – Аль с удовольствием набрасывается на еду.

– Психолог сказала, что мозг отгородился от неприятных событий. У меня как будто провал. Я не помню родителей. События. Иногда прорываются какие-то воспоминания, но они слабые и отрывочные. Например, я хорошо помню, что мама говорила: нужно обязательно учиться. Вот я вырасту и поступлю в университет.

– Поэтому ты студентка? – Аль приподнимает бровь.

– Да. Тётя настаивала, чтобы я не дурила, а шла работать. Приобрела хорошую денежную профессию, а не тратила бесполезно годы на то, что никогда не пригодится.

– Она не права, конечно, но плюнуть и растереть. Теперь ты самостоятельная и очень замужняя дама. Можешь позволить себе три университета. Гинц оплатит любой твой выбор. Переступи и забудь, Тайна.

– Не могу, – качаю я головой. – А если это из-за меня у Эдгара неприятности? Из-за моего прошлого, о котором я ничего и не знаю, и не помню?

– Знаешь, в чём беда вот таких беспокойных девушек, как ты? – Альберт протягивает руку, и я подаю ему чашку кофе. – М-м-м, – делает он глоток и прикрывает глаза. – Вы не умеете сидеть на попе ровно. Позволь ему побыть мужиком. Твой Гинц – очень взрослый мальчик, и как-то обходился без твоей помощи много лет. Решал проблемы, бизнес вёл, вышибал неудачников, побеждал в переговорах. Ну, сейчас вот настало время немного пошевелиться в разные стороны. Уверен: он найдёт решение. Важно не навредить. Не подставить.

– Если бы вы, очень грамотные и важные мачо, немного делились своими планами, было бы легче не подставлять и не вредить. Плохо, когда не знаешь, куда ногу поставить!

Я вспылила и обожгла палец. Зашипев, схватилась за ухо. Так тётка учила. Как ни странно, такой способ помогал.