Та, что меня спасла

Я выстраиваю на белой бумаге пункты. В голове складывается стройная система взаимосвязей, последовательности действий. По крайней мере, есть чем заняться и убить время до ночи. Это похоже на запой у пьяниц, когда глушат водку, чтобы забыться. Пусть. Вместо водки – у меня план. Я делаю серию звонков. Ловлю взгляд матери, улыбаюсь чуть заметно. Её приоткрытый буквой «О» рот говорит о многом.

Она не знает меня таким. И сейчас пытается наверстать то, что упустила за долгие годы разлуки. А может, шпионит?.. Гоню прочь подозрения. Нет, только не близкие. Не родные. Пусть это будет кто-то другой. Совершенно чужой человек.

Мозг прошивает болью. Кажется, я разговариваю с тем самым мирозданием, в которое верит Линка Синица. Даже не разговариваю – уговариваю его вывести из подозрения всех, кто мне дорог. Наверное, это слабость. Но я ещё никогда не был настолько живым, как сейчас.

19. Эдгар

Слишком поздно вспоминаю, что отключил рабочий телефон. Пропущенные звонки от Таиной охраны. Запоздалая смс. Отчёт по Интернету.

Прикрываю глаза и про себя произношу самые грязные ругательства. Ругаю и себя, и охранников, и мою драгоценную жену, и её долбанутого дракона. Все словно сговорились довести меня до белого каления.

Если бы не мать, я бы ругался вслух. А так то ли уши её берегу, то ли объясняться не желаю. Я бы не хотел, чтобы мать вникала в наши с Таей разногласия. Если она будет на стороне моей жены, я, наверное, расстроюсь. Или разозлюсь ещё больше.

К ночи я себя так накрутил, что, наверное, мог бы огнём плеваться. Больная голова рисовала кровожадные картины наказаний. Но все мои воображаемые рукоприкладства заканчивались бурным сексом. Это почти нокаут. Я даже злиться на неё по-настоящему теперь не могу.

Тем не менее, входя в подъезд её «замка», я хмурил брови и скрипел зубами. Не перекипел, не растерял желание хоть как-то втолковать ей, что не стоит самовольничать. Что для этого у неё есть муж в конце концов, а у мужа есть специально обученные люди, готовые луну с неба достать за определённое вознаграждение.

Я делаю звонок.

– Открой дверь, Тая Гинц. Твой злой серый волк пришёл.

Сдавленный смешок. Через томительную минуту – щелчок замка. Я стремительно врываюсь в коридор, а она тут же приникает ко мне всем телом. Руки на затылке смыкает. Пальцами просеивает волосы и тут же находит злосчастную шишку. Как я и думал: попробуй что-нибудь скрой от неё.

– Я злюсь, – предупреждаю сразу.

– Я знаю, – кивает она. – А я тревожусь, – очерчивает пальчиками гематому. – О тебе по новостному каналу рассказывали.

Закрываю глаза и считаю до десяти. А потом до двадцати. Вот чёрт. Интересно, в каких кустах сидел этот журналюга, что поведал миру о сегодняшнем происшествии? Наверное, пас нас от клиники.

– Идите уже в бабушкину комнату, – машет небрежно рукой Альберт, мать его, Викторович. Словно назойливых мух гоняет. – Ваш шёпот не даёт мне сосредоточиться.

Интересно, зачем он сосредотачивается на ночь глядя. Но сейчас ни спрашивать, ни задирать его нет ни малейшего желания.

Тая ведёт меня за руку, и я мужественно дожидаюсь, когда за мной закрывается дверь.

– Тая! – рычу я, и тут же палец жены ложится мне на губы.

– Не ругайся. Я всё расскажу. И в ответ хочу того же. Кажется, надо собрать семейный совет.

– Дай мне время, – вместо того, чтобы отругать её, я начинаю торговаться. – Мне нужно немного времени, чтобы закончить кое-какие дела.

Она смотрит на меня внимательно и качает головой. Тянет к кровати.

– Сегодня ты будешь меня слушаться, – заявляет моя наглая жена. – Не ты у нас властный господин, а я твоя очень смелая госпожа.

– Зарвавшаяся, хочешь сказать? – бормочу я, пока она гладит меня по груди и подталкивает к белеющей в полутьме простыни.

– Не спорь. Хоть немного позволь мне поверховодить.

От её слов – мурашки по телу. От её голоса – низкого и гортанного, пожар в груди. Многострадальный мозг сразу же услужливо рисует картины её верховодства. Да, я бы хотел видеть её сверху. Раскованной амазонкой, что покоряет бесконечные прерии моего тела.

– Ложись, Эдгар Гинц, – мягкий коварный приказ. Жёсткий доминант внутри меня протестует, а тело содрогается, предвкушая, как моя жена будет меня э-э-э… объезжать.

Но она пристраивается рядом. Кладёт голову мне на грудь. Ухом к сердцу. Волосы её рассыпались мягким тяжёлым шёлком.

– Я мечтала об этом весь день, – вздыхает. – Прикоснуться к тебе.

Я молчу. А она неспешно, как лесной ручей среди валунов, журчит о сегодняшнем дне. О тётке. О каком-то слишком красивом Феде. И я не могу сосредоточиться на её рассказе, дурея от её близости, запаха её волос и тела. Потом медленно до меня начинает доходить смысл её слов.

– И эти идиоты не пошли за тобой? Бросили тебя одну?

– Они проводили меня до дверей тёткиной квартиры. И, думаю, видели Федю. Но, мне кажется, они не в курсе, что тётка моя – одинокая женщина. Может, подумали, что Федя – её муж.