— А в тот последний раз, — продолжил допрос Крестовский. — Из-за чего вы поссорились?
— Да стала Анька на сторону погуливать, — сокрушался купец. — То есть оно и раньше было — время от времени. Она ж баба непростая, актриса, ей постоянно в страстях жить надобно. Но все в рамках приличия, сор из избы не выносила, офицерики всякие, художник заезжий, актеришка — герой-любовник. Я про то знал, но не кручинился особо. А тут я замечать стал — не спит, не ест, все на дорогу смотрит. Ну я подстерег как-то, а она, оказывается, почтаря ждала. Переписка у ней, стало быть, любовная. Стало быть — любовь!
— Письма у вас сохранились? — быстро спросил шеф.
— Все, что было, я приказным из разбойного отдал. Приезжал уже ко мне дознаватель.
— Понятно.
Крестовский попросил Жихарева сопроводить его в комнаты Анны. Меня с собой не позвал, и я еще с четверть часа провела наедине с самописцем, от скуки набив небольшое эссе, в котором со всем сладострастием описала, чем и по каким местам я бы била Евграфия Дормидонтовича до безвременной кончины оного включительно.
Шеф вернулся уже без хозяина, бросил на стол зеркальце в паучьей оправе:
— Зачем ей два понадобилось?
Я пожала плечами:
— Она развлекалась. Скучала здесь, в четырех стенах, вот и придумывала себе всякое.
— И комнату в столице сняла под именем вдовы Жихаревой, чтоб со случайными знакомыми, которых ей зеркальце напророчило, время проводить.
— Марк там еще афоризмы всякие туманные иногда дописывал, для загадочности. На натуру нервическую они действовать должны были.
— Понятно… Что ж, Попович. Поездка наша с вами оказалась делом пустым, к сожалению.
Тут Крестовский замер, будто прислушиваясь к себе, побледнел, достал из-за воротника оберег, который я поначалу приняла за нательный крестик.
— Что?
— С Эльдаром беда, — просто сказал Крестовский. — До города три часа. Опоздаем.
Я быстро упаковала самописец, ожидая начальственных приказаний. Шеф помотал своей львиной головой, осмотрелся:
— А нету ли в хозяйстве нелюбезного Евграфия Дормидонтовича каких-нибудь подвалов?
— Винный-то точно должен быть, — уверенно сказала я, догадываясь, что страсть моего шефа к подземельям носит не досужий характер. — Он, судя по виду, пьянчужка тот еще, а беленькую пить ему не по ранжиру, он же у нас мужчина при деньгах…
Последние слова я произнесла с узнаваемой интонацией купца Жихарева, даже поднеся ко рту оттопыренный мизинец, чем вызвала быструю улыбку шефа.
— Вы полны талантов, Попович.
Я бы, конечно, обрадовалась похвале, но тон его высокородия был слегка… ммм… кисловат, не слышалось в нем искреннего восхищения.
— У меня еще талант на подвалы есть. Идемте! — Я повесила на плечо самописец и уверенно подошла к внутренней двери.
Подвал я ему нашла на три-четыре, как по нотам. Провела через кухню, большую и какую-то необжитую, подняла дверь в подпол:
— Сюда.
— Недостаточно глубоко, — возразил Семен Аристархович.
— У него там больше одного уровня под землю уходит, — сказала я. — Это же новострой, но явно на месте старинного здания возведенный. Если он старые замковые подвалы кирпичом из осторожности не заложил, тут обязательно еще и подземный ход имеется, а если повезет, и пыточная с казематами. То есть это если нам повезет. Вам же для чародейства под землю забираться надобно?
Крестовский кивнул и полез в подпол.
— Мне вот интересно, почему у него в доме челяди совсем нет? Он же богатый, Жихарев то есть, он же не вдвоем с Анной в этой домине обретался. Нужны же прачки, горничные, повара, садовник, наконец.
— А он не живет здесь больше, — ответил Крестовский. — Дом на торги поставил. Говорит, поганое место, душит его.
«Ну не такое поганое, как его владелец», — громко подумала я, а вслух спросила:
— Что мы в подвалах делать будем?
— Пытать я вас буду, Попович, — грустно пошутил шеф, а может, не пошутил, кто их, чардеев, разберет.
На полу подпола, как бы нелепо это ни звучало, был еще один люк, я его открыла, закинув самописец за спину. Снизу пахнуло сыростью и каким-то зимним холодом.
— Ледник там, — пояснила я. — Идемте?
Крестовский без возражений полез вниз.
Я угадала. Внизу был оборудован ледник, а от него направо начинался старинный, выбитый прямо в каменистой породе подземный ход. Перфектно!
— У вас, Попович, большой опыт?
— У меня дома свой личный подземный ход имеется, — с гордостью сообщила я. — Мы же, Поповичи, род старинный, хотя и захиревший. Когда-то наш Орюпинск Поповичами прозывался, и строился он вокруг замка графского. Теперь-то, конечно, и замка нет, а то, что от него осталось, под наш дом упрятано. Я только ходить научилась, сразу там все исследовала.
— Понятно…
Шли мы в полной темноте, поэтому время от времени я хваталась за идущего впереди шефа, проверяя его присутствие. Он остановился, резко ко мне обернулся и сказал:
— Пришли. Значит, так, Попович, глупостей никаких не воображать и не орать. Если в обморок надумаете отправиться, держитесь за меня покрепче, я вас уже на той стороне откачаю.