Сыскарь чародейского приказа

Вот так и вертелась из стороны в сторону — на соседа взгляну, на стол начальства, на Мамаева, который вообще как будто и неживой вовсе, только глаза сверкают в окошко, выходящее на каретный двор. Лошадки, запряженные в коляски, терпеливо ждали своих господ. Одна, с головой, украшенной затейливым плюмажиком, перебирала копытцами.

Что-то меня встревожило, но я быстро отвлеклась на дела более насущные.

Эльдара заберут. К гадалке не ходи! Ну и заберут. Дальше что? Мы-то знаем, что он ни в чем, кроме излишнего женолюбия, не виноват. За это вроде в Берендийской империи еще не наказывают? А «мы», которые знают, — это кто? Я закусила нижнюю губу, точно как делает наш лев в минуты задумчивости. А получается, что «мы» — это только ты, Попович. И только ты Эльдару Давидовичу можешь алиби предоставить. Потому что не с Крестовским он чуть не до полуночи чаевничал, а с тобой. Стоп. Считай, Геля. Представление началось в десять, за два часа до полуночи. Мамаев объявился в переулке минуты через три. Моцион совершал? Возможно. С Венерой встречался? Тоже исключить не берусь. Только он ее не убил, потому что Венера до антракта на сцене была. А в антракте… Ну сколько там представление длится? Ну, пусть час. В одиннадцать Мамаев был с тобой и тетей Лушей. Подведение часов на нужное время и прочие преступные хитрости исключаются, поскольку и ты, и тетя Луша на часы смотрели, каждая на свои. Та-ак… Ушел он от меня без четверти двенадцать, и…

В кабинете появился Зорин, сопровождаемый Ольгой Петровной. Чародей был уставшим, видимо, в заброшенной церкви немало колдовать пришлось, и встревоженным. Его оберег, нательный крестик, сейчас был поверх одежды. Видимо, не только Крестовскому Мамаев мольбу о помощи послал. Иван забасил с порога:

— В Мокошь-граде уже около полугода происходят убийства, подобные убийствам госпожи Штольц и, как мне сообщила Ольга Петровна, госпожи Бричкиной. Мы предоставим информацию для разбойного приказа сегодня же.

— Уже не к спеху! — отрезал обер-полицмейстер и обратился к Крестовскому: — Можете не торопиться. Вы с червеня не особо спешили, а сейчас уж и подавно не стоит. Господин Мамаев отправится с нами в разбойное присутствие и посидит там у нас под замком, пока вы… А впрочем, можете и не делать ничего. Мы сами как-нибудь по старинке, без чардейства бумаги подготовим да в суд дело передадим.

Он обернулся к свите:

— Арестовать!

Я сорвалась с подоконника.

— Одну минуту!

Явление мое обер-полицмейстеру было тем более эффектным, что в спешке я слегка запнулась о край ковра и, чтоб устоять на ногах, ухватилась за плечо шефа, который сидел ко мне ближе всех. Даже сквозь ткань сюртука пальцы мои ощутили жар, и вовсе не любовный, а… Шеф горел, как в лихорадке.

— Евангелина Романовна Попович, чиновник восьмого ранга, коллежский асессор, — представил меня начальству Семен Аристархович.

Я щелкнула каблуками:

— Вынуждена потревожить его высокородие срочным сообщением.

Петухов женщин не любил. Это было написано на его строгом лице аршинными буквами.

— Попович?

— Юное дарование, которое вы, ваше высокородие, изволили назначить в наш приказ.

Петухов, видно, раньше не догадывался, что я женщина. Или догадывался? Он знал! Точно знал, вон как самодовольно глазки блеснули. Это сейчас он мину делает. Он же, наверное, думал, что шеф к нему со скандалом явится, потребует моего перевода. Как же! Барышня-чиновник, смех да и только!

— Говорите, — отыграв удивление на троечку, велел мне обер-полицмейстер.

Я быстро глянула на Эльдара. Он понял, что я сейчас скажу, и покачал головой.

— Господин Мамаев, Эльдар Давидович, не мог совершить вчера убийства госпожи Бричкиной, потому что в это время находился со мной. Кроме меня его присутствие может подтвердить моя квартирная хозяйка.

— Все время?

— Да! — Я тронула указательным пальцем часики на груди. — С половины одиннадцатого до без четверти двенадцать.

Молчание, повисшее в кабинете, можно было резать ломтями, таким оно было густым и осязаемым.

— С сожалением вынужден сообщить госпоже Попович, — спрыгнул с подоконника давешний разбойный чиновник, — что показания возлюбленных в расчет не принимаются.

Я разозлилась. Он меня вообще слышал? И что это за умозаключения? Я кому-то про любовную связь намекала?

— Именно поэтому я сообщила, что моя квартирная хозяйка, Лукерья Павловна, слова мои может подтвердить. Кстати, не имею чести… — Я поправила на переносице очки.

— Толоконников, девятого ранга… — Соперник чувствовал себя посрамленным, во-первых, я выше его по рангу, а во-вторых, он действительно слушал меня невнимательно.

Толоконников смешался, его бормотание стало еле слышным, пока совсем не замолчал. Зато заговорил Петухов. И я поняла, что для выводов некоторым высоким чинам вообще никаких фактов не нужно, у них факты заменяются дремучей фантазией.

— Что ж ты, голубушка, в этом, — обер-полицмейстер махнул рукой в сторону Мамаева и запнулся, будто боясь проговорить при барышне забористое ругательство, — человечке нашла?