Пока Марфа смотрела на него с изумлением, вошли Левушка, Бредихин, Медведев и Архаров.
– Пятеро, – сказала она. И обвела взглядом мужчин. Последним увидела Архарова – и на него-то уставилась пристальнее, чем на молодежь.
Всякие лица видела она в своем доме. Но чтобы к девкам приходил такой пасмурный и неприятный на вид кавалер – кажется, впервые.
Марфа прочитала на этом крупном и тяжелом лице явственное недоверие. А было еще иное – то, что она по-бабьи учуяла. Сильный и довольно причудливый норов, победа над коим могла бы ее несколько развлечь…
Архаров еще не знал, что многие Марфины эскапады объясняются борьбой со скукой. А смотрел на нее весьма недоверчиво по понятной причине – неизвестно еще, сколько запросит за девку.
Марфа усмехнулась.
– А что ж! – объявила она задорно. – Коли гость хорош, так я и сама не хвора принять! Особливо столь ядреного кавалера!
При этом недвусмысленно взглянула на Архарова. Он даже немного растерялся от такой отваги и такого комплимента – воображение представило ему диковинную картину: как они оба с Марфой, люди весьма в теле, валятся на постель, и тут же слышится треск ломающихся ножек…
Но он тут же справился с зародившейся было улыбкой. Сводне и полагается подпускать шуточки-прибауточки. Надо же – только в Москве и довелось услышать про себя: ядреный кавалер. Но так ведь оно и есть.
Архаров хмыкнул, укладывая меткое словечко в память. А Марфа, сделав этот прикидочный выстрел, занялась другими гостями.
– Милости прошу, сударики мои! – звала она к столу. – Девицы стосковались, пироги в печи перестояли!
– Пироги – это мне! – потребовал Матвей. – Да и вот что – девки-то чистые?
– Экий ты грубый, – заметила Марфа. – А как им чистыми не быть? Девицы ко мне прямиком из Франции прибыли, из города Берлина. Живут тихо, уж разве что какой хороший гость пожалует, дворянского звания, так я им позволяю беседой развлечь. Грязи набраться негде! Вот, извольте радоваться, Лизета!
Парашка встала перед Матвеем и сделала реверанс.
– Благородных родителей чадо! Графских кровей! Родители померли, родня сироту обобрала, я приютила. Вот Жанета, вот Фаншета, вот Лизета…
Она показала на Малашку, у которой только глазищи торчали над кружевным краем веера.
– Ты, тетенька, говори да не заговаривайся, – усмехнулся Архаров.
Марфа опять взглянула на него – и на миг Архарову показалось, будто перед ним противник со шпагой, взглядом мерящий расстояние.
Но противник тут же отступил, опуская клинок. И это Архарову понравилось – баба не глупа, видит, на кого можно наскакивать со своими шалостями, а на кого – нет.
– А они у меня все Лизеты! – Марфа рассмеялась. – Да садись ты, сударь, в ногах правды нет. Девки, тащите пироги!
– Надо же, кругом мор, а вы веселитесь, – сказал Бредихин. – Нет чтоб о душе подумать…
– Вот тоже проповедник нашелся! Нам теперь один закон – чума! – с почти настоящей беззаботностью выпалила Марфа. – Да и кормиться как-то надо.
– Чего ж раньше смерти помирать? – поддержал ее Архаров.
– Верно, сударь мой, молвить изволил. Недаром ты мне сразу полюбился, – объявила Марфа.
– Кто, я? – Архаров несколько ошалел от этого признания.
– Ты, сударик, – подтвердила Марфа. – Я вам что скажу. Девкам и старухам – тем подавай красавчиков. Молодым женкам – тем горячих. А коли баба не молода, да и не стара, то ей подавай норовистого. Красавчик красы лишится, горячий – остынет, а вот норов никуда не денется, с норовистым надолго разбираться хватит!
Архаров онемел от столь верного определения своей натуры.
Противник нанес-таки удар. Играючи, балуясь – и все же это было вторжение в архаровские пределы, чего он не любил.
Матвей расхохотался.
– Нашлась, Николашка, и на тебя управа! Раскусили, раскусили! – закричал он.
– Я чаял, до твоего венчания не доживу. А теперь хоть понятно стало, какая невеста на тебя польстится, – добавил Бредихин. – Что, раскрасавицы, я за норовистого не сойду?
– Ты, сударь, видать, из горячих, – льстиво сказала Парашка. – Садись к столу, вон туда, к Лизете, она у нас горячих любит.
– Постой, – удержал его Матвей, которому не понравилось, как Лизета-Малашка закрывает лицо.
Матвей подошел к ней, отвел веер, взял за подбородок, внимательно всмотрелся в лицо. Кожа чистая, гладкая, такой белила ни к чему. Зацепив пальцем, приподнял губу. Малашка от ужаса зажмурилась. Но и изнутри губ все было чисто. Матвей взял ее за руку, ощупал пальцы, локти – ничего не припухло.
– Садись, – позволил. – Тут вроде ничего, без подарочков…
– Грешно тебе, сударь, так-то, – сказала Парашка, принимая у Глашки блюдо с горячими и жирными пирогами. – Нас Марфа Ивановна как родных блюдет. Коли что – в тычки бы выставила. Мы только с благородным званием дело имеем.
– А знаете, как одна умная баба сказала? – спросил Архаров. – С попом – свято, с дворянином – честно, а с чувашином и грех – да лучше всех!
Он для визитов к девкам завел несколько таких присказок, даже с матерными словечками. Они позволяли начать ту краткую беседу, без которой заваливать девку в постель было вовсе уж неприлично.