Сыщица начала века

– Отлично, – покладисто киваю я, – не стану больше вам мешать. Сколько стоит банка помады?

M-lle Вильбушевич явно растеряна.

– Вы все же решились купить? – хлопает она глазами.

– Ну да, – снова киваю я, сделав самое благостное выражение лица. – Отчего бы нет? Возьму баночку на пробу – самую маленькую, ту, которая за три рубля.

– Ах, какая беда! – всплескивает руками m-lle Вильбушевич.

– Какая? – настораживаюсь я.

– Да такая, что маленьких баночек у меня уже не осталось. Только большие, за десять.

– Как за десять? Почему? В вашей рекламе сказано: цена от трех до восьми рублей.

– В объявлении ошибка, – хладнокровно заявляет m-lle Вильбушевич. – Они пропустили цифру «десять».

Так-так… Что бы это значило, господа? Она, как истинная торговка, желает содрать с меня как можно больше денег – или, наоборот, надеется отпугнуть меня дороговизной товара?

Если так, то напрасны ее старания! Я твердо намерена заполучить образец ее помады. И ничто не сможет меня остановить. Заломи она сейчас хоть двенадцать рублей за банку, я уплачу. Большей суммою я не располагаю, к сожалению…

Однако m-lle Вильбушевич не поднимает цену выше.

– Ну что ж, – говорит она. – Коли так, то благоволите подождать. Товар у меня в другой комнате хранится.

Она выходит, и я слышу, как поскрипывают половицы в коридоре.

Быстро оглядываюсь. Какая жалость, что она привела меня в хозяйский кабинет, где нет никаких следов ее собственного присутствия! Тут нечем поживиться. Поднимаю пресс-папье, снова убеждаюсь в том, что оно затянуто новой промокательной бумагой. Ах, кабы на нем отпечаталось какое-нибудь ужасное признание…

И в эту минуту раздается телефонный звонок – он был тихим, но мне показался столь пронзительным, столь ужасно громким, что я хотела одного: заставить его замолчать. Бессознательным движением, движимая единственно чувством самосохранения, хватаю трубку:

– Да!

– Лиза? – раздается мужской голос.

– Да… – подтверждаю не без изумления.

Кто может мне звонить? Кто знает, что я сюда пошла? Ни единая живая душа…

– Все, кончено дело, – прерывает мои недоумения тяжелый, раскатистый мужской голос. – Квартирная хозяйка шум подняла. Эх, рановато… – Послышался сокрушенный вздох. – Теперь смотри – тихо сиди. Все, благослови тебя господь!

Щелчок – и мой неведомый собеседник отключается.

Неведомый? Странное у меня ощущение… Сквозь изумление очевидной нелепостью услышанного пробивается уверенность, будто я уже слышала этот раскатистый, словно бы округлый голос. Такое ощущение, что его обладатель непременно толст и лыс…

Минуточку, господа! А не с этим ли человеком я говорила несколько часов назад, еще из конторы газеты? Его голос очень напоминает голос Вильбушевича, отца продавщицы помады. Того самого Вильбушевича, который якобы не поддерживает с нею никакой связи и чуть ли не предает анафеме.

О-очень интересно… Видимо, он был чем-то чрезмерно взволнован, если решился позвонить дочери, которую выжил из дому. Что же его так возбудило? Что именно кончено, чья квартирная хозяйка подняла шум и почему сделала это слишком рано?

Загадочно! Прямо-таки будто в рассказах о Шерлоке Хольмсе!

Скрип половиц приближается, и я спохватываюсь, что все еще сжимаю в руках телефонную трубку. Едва успеваю положить ее, как открывается дверь и появляется m-lle Вильбушевич с банкой.

Любопытно было бы узнать: там, внутри, та же помада, которую она обыкновенно продает, или Вильбушевич намешала чего попало, щедро присыпав ванилином? Банка что-то маловата для такой цены, ну да ладно, я ведь не средство для ращения и укрепления волос покупаю, а вещественное доказательство, которое может оказаться воистину бесценным!

Наклейка, надписанная мелким, разборчивым, удивительно четким почерком, выглядит весьма внушительно. Правда, в медицинской латыни я не сильна…

Ладно, сыщутся знатоки в нашем управлении.

– Ах, я вам очень признательна, m-lle Вильбушевич! – восклицаю я с такой пылкостью, что сама г-жа Китаева-Каренина, великая искусница в области мело– и обычной декламации, могла бы мне позавидовать.

Помада. Дело сделано, пора уходить.

Нет, не пора. Остался последний вопрос.

– А кстати, как ваше имя-отчество? – спрашиваю с самым невинным видом.

– Луиза Виллимовна, – сообщает m-lle Вильбушевич.

Луиза! Лиза! Вот он, ответ!

Теперь я откланиваюсь и убегаю так поспешно, словно опасаюсь, что m-lle Вильбушевич (Луиза Виллимовна) вдруг набросится на меня и силком примется обмазывать своей пресловутой помадой. На самом же деле я боюсь, что ее отец вздумает протелефонировать вновь – и откроется, что я оказалась посвящена в какие-то семейные секреты. Неловко…

То есть это определенно откроется, но я к тому времени буду уже далеко.

Нижний Новгород. Наши дни