— Которую сумеем разработать, ручаюсь вам, — сказала Берта странным тоном.
Жан Жеди улыбнулся.
— Она очень мила, малютка! — прошептал он. — Она все больше и больше мне нравится!
— Однако теперь уже поздно, — заметил Рене. — Пора по домам… До завтра!
— Ладно, старина, но мне хотелось бы попросить тебя о двух вещах.
— В чем же дело, товарищ? Я готов сделать все, что могу.
— Завтра я переезжаю. Я хотел бы, чтобы ты помог мне перебраться, да, кстати, дай уж немного в долг.
Рене вынул из бумажника стофранковый билет и подал его Жану Жеди.
— Вот, возьмите. Но только помните, что нам надо много поработать, чтобы довести до конца наше дело, и я надеюсь, что вы не будете напиваться…
— Как в мышеловке?… Будь спокоен! Слово Жана Жеди.
— В котором часу вы переезжаете?
— В семь часов утра.
— Где же мы встретимся?
— На моей старой квартире, на улице Винегрие.
— Я приду, а после переезда мы пойдем выкупать чемоданы нотариуса.
— Так до завтра… — сказал Жан Жеди, протягивая руки Берте и механику.
Молодая девушка колебалась. Непреодолимое чувство отвращения не позволяло ей коснуться руки негодяя.
Но взгляд Рене напомнил ей, что это необходимо, и она покорилась.
Рене отворил дверь.
— Я расплачусь, — сказал он, выходя с Бертой из кабинета.
— Ах! — прошептала девушка, когда они вышли на улицу и ночной воздух освежил ее пылающий лоб. — Дать руку этому человеку… я думала, что никогда не решусь…
— Я вас предупреждал, мадемуазель… Однако вы захотели идти со мной.
— Да, но я не знала тогда, что он нам расскажет… Этот негодяй, будто бы умерший сообщник убийц, или, скорее, убийца, ведь это он и есть, неужели вы не поняли? От его руки погиб доктор Леруа! За него, за его преступление мой отец взошел на эшафот. Я повторяю вам, что Жан Жеди — убийца!
— Успокойтесь, мадемуазель, умоляю вас! Предположим, что вы не ошиблись; но ведь Жан Жеди может узнать своих сообщников и указать нам их… Без него мы ничего не можем сделать.
— Да, это правда.
— Итак, постарайтесь владеть собой, чтобы Жан Жеди не заподозрил ни на минуту истинной причины, почему мы берем его в союзники, и я твердо уверен, что тогда мы достигнем нашей цели.
— О! Если бы Бог вас услышал!
— Он услышит… Божеское правосудие медлит, но рано или поздно карает виновного. Вот мы и у вашего дома… до завтра, мадемуазель.
— До завтра, мой друг… до завтра, брат мой.
На другой день, в семь часов утра, как было условлено, Рене Мулен пришел к Жану Жеди.
Его мебель была не громоздка, и Жан скоро перебрался на новую квартиру. Они торопились, так как в этот день им предстояло много дел.
Закончив перевозку, они наскоро позавтракали в одном из ресторанов у заставы.
— Ну, что теперь мы будем делать? — спросил после завтрака бандит.
— Пойдем на улицу Рейни за чемоданами.
— Ты знаешь, что для этого нужно пятьсот франков?
— Деньги у меня в кармане.
— Черт возьми! Да ты капиталист! Ты, должно быть, немало поработал, чтобы сколотить такие деньги. Ну, пойдем смотреть бумаги Гусиного пера.
В то время перестройка Парижа была в полном разгаре. Широкие улицы и большие бульвары прорезывали кварталы, где до сих пор воздух и солнце были известны только понаслышке.
Дойдя до улицы Рейни, названной так в честь министра полиции, который первый осветил Париж, хотя и не особенно блестящим образом, они нашли ее загороженной лесами и телегами.
— Какой дом нам нужен? — спросил Рене.
— Номер 17.
Они двинулись по улице, глядя на номера домов.
— Черт возьми! — воскликнул Жан. — Какое несчастье! Дом разрушен!
Рене Мулен нахмурился и опустил голову.
— Еще неудача! — прошептал он.
— Да… Вот последний номер 13, — ворчал Жан, — дальше все дома сломаны…
— Надо будет расспросить.
— О чем?
— Ведь, вероятно, здесь знают, где живет хозяин 17-го, мы пойдем к нему и потребуем чемоданы. Ведь не лежат же они здесь под обломками.
— Это идея!… Я пойду, расспрошу.
Жан Жеди вошел в дом 13.
Спустя несколько минут он вернулся с печальной миной.
— Ну что? — спросил Рене.
— Плохо, старина!… Если так пойдет, недалеко мы с тобой уедем.
— Что же, здесь не знают адреса хозяина дома?
— Хорошо, если бы только это… Он умер месяц назад, и все его имущество продано.
— Положительно, несчастье нас преследует! Надо, значит, отказаться от этого письма, а оно было бы нам очень полезно. Что, этот нотариус в тюрьме?
— Да.
— Нельзя ли увидеться с ним?
— Во-первых, надо узнать, в какую тюрьму его переслали; затем, я не знаю, дадут ли нам разрешение на свидание, так как мы ему не родственники… Да и, наконец, к чему это? Гусиное перо рассказал мне содержание письма, я тебе говорил уже…
«Когда мне понадобятся показания этого человека перед судом, я сумею найти его», — подумал Рене.
— Вы уверены, — прибавил он вслух, — что буквы, которыми было подписано письмо, именно те?
— Да, совершенно уверен: герцог С. де Л.-В.
— Тогда пойдем на улицу Святого Доминика, может быть, нам удастся увидеть герцога.
В доме Рене сказали, что сенатор уехал из Парижа и неизвестно, когда вернется, а если им нужно видеть его сына, то они могут застать его утром до десяти часов.
Легко понять, каким ударом было это для механика.