Но тут, к моему удивлению, и Петра сорвалась с места и даже чуть опередила сестру. Они повисли на мне, повизгивая от восторга, словно уже и не чаяли увидеть. Вилли неспешно оторвался от миски, подошел и потерся о мои ноги, после чего посчитал миссию выполненной и басовито замурлыкал.
— Что такое? Что случилось?
— Мы скучали, — призналась Петра, и из ее уст это прозвучало неожиданно.
Петра никогда не была сторонницей нежностей. А вот Лиза ничего не говорила, она вжималась в меня всем телом, боясь отпустить.
— Ну хватит, дорогие мои, что вы, в самом деле… — Слова комом застряли у меня в горле. — Все со мной в порядке. Честное благородное слово риттера!
Лиза всхлипнула, а Петра слегка улыбнулась.
Остальные деликатно отвернулись, но я заметил, что Костас подглядывает за нами через отражение в зеркале, висящем на стене. Я со всей возможной осторожностью отстранился от близняшек.
— После, милые, не сейчас.
Благо они поняли и не обиделись. По крайней мере, я на это надеялся.
Шиллер повернулся к нам и негромко сказал:
— Они испугались слухов. Соседи болтают, чуть не война в городе началась. Мол, гостиницу уничтожили, каких-то шпионов ловят, да поймать никак не могут. А полиция теперь осерчала, хватают всех без разбора. Что там случилось-то?
— Все будет в порядке. — Я откашлялся, думая, как бы сменить тему, чтобы не обидеть радушного хозяина. — Просто небольшие неприятности… Константин Платонович, у меня к вам разговор.
— Что, наедине? — удивился тот. — Извольте!..
— Пройдем в соседнюю комнату. Феликс Мстиславович, вы разрешите?
— Разумеется, — кивнул Шиллер, нисколько, судя по его виду, не удовлетворенный моими объяснениями. — Соседняя комната к вашим услугам. А мы чаю еще попьем, правда, красавицы?
Такому ходу событий я был только рад, мы с Костасом прошли в смежную комнату, и я крепко запер дверь. Разговор предстоял весьма деликатный, не терпящий чужих ушей и глаз.
Наследник великого князя прошел на середину комнаты и обернулся ко мне, криво улыбаясь. Он все никак не мог забыть близняшек, кинувшихся мне на шею. Я читал его похабные мысли, как открытую книгу. Оставляя Костаса в одной компании с девушками, я надеялся только на Шиллера. Иначе великокняжеский сын давно полез бы к сестренкам с домогательствами. Сейчас же Костас едва сдерживал желание скабрезно высказаться по этому поводу. И в любой другой обстановке он давно бы уже показал свое настоящее лицо, как привык за свою не слишком долгую, но насыщенную скандалами жизнь, не боясь никого и ничего вокруг. Но что-то во мне его смущало, не позволяло открыть рот.
И в следующее мгновение я изрядно удивил избалованного отпрыска.
В два шага оказавшись рядом с ним, я схватил Костаса за грудки, да так крепко, что у него перехватило дыхание. От изумления Костас вытаращил на меня глаза и все открывал рот, пытаясь вдохнуть хоть малую порцию воздуха. Но я, не снижая темпа, оттащил его к дальней стене и с силой толкнул спиной вперед, впрочем не выпуская лацканы его пиджака из своих рук. Костас с глухим звуком стукнулся о стену.
— Бреннер! Что вы себе позволяете!.. — наконец выдохнул он вместе с остатками воздуха.
— Молчать! — Я говорил негромко, но знал, какой эффект производит такой мой тон.
Костас послушно примолк, а взамен я позволил ему пару раз вздохнуть и тут же усилил нажим.
— Признавайся, кому ты продал тайну хранилища?
Надо сказать, еще при разговоре с князем я задумался, каким же образом заокеанские стрелки узнали тайну секретной банковской ячейки, если даже о самом факте ее существования были осведомлены лишь четверо: император, великий князь, директор банка и его заместитель. Последних двух я отмел сразу: будь они виновны, не пришлось бы устраивать столь шумную операцию. Они могли скрытно похитить кофр в любое время. Но не подозревать же императора и великого князя? Значит, был еще один человек, владевший тайной ячейки. И сразу же, как только я определил круг лиц, приближенных к великому князю, у меня осталась лишь одна кандидатура — Костас. Он единственный был каким-то образом связан со стрелками, именно его хотели ликвидировать. Зачем? Вероятно, чтобы навсегда похоронить эту тайну. Так что я был почти на сто процентов уверен в своей правоте, поэтому и вел себя столь грубо. Ошибись я в предположениях, и мне не поздоровится. Константин Платонович был человеком злопамятным и обид не прощал.
— Да вы что? Какого еще хранилища?
— Особого, императорского, — неспешно пояснил я. — Того самого, где хранился желтый кофр. Признавайся, или, клянусь всем, сейчас я попросту застрелю тебя и будь что будет!
В подтверждение своих слов я достал «дырокол», перевел рычажок в боевой режим и приставил короткий ствол к голове Костаса.
Он поверил. Да и кто бы на его месте не поверил? Я умел убеждать. Профессия такая. А поверив, Костас затрясся всем телом и быстро заговорил: