Сыщик

— Времена меняются, мой мальчик. И может наступить время, когда Лаций ослабеет, а Нерония возвысится. Тогда наше желание восстановить справедливость обернется трагедией. Ты — патриций. Ты должен понимать, что к чему.

Доводы сенатора казались убедительными. Однако Марк не желал сдаваться:

— Восемнадцать лет назад Нерония была гораздо сильнее. И сенат намеревался осудить Корнелия даже путем потери планеты. Отцы-сенаторы согласились отдать Психею, но восстановить справедливость.

— Справедливость? Сенат не думал тогда о торжестве закона, поверь. В то время практически все ненавидели Корнелиев за их непомерные амбиции и дерзость. Они пытались взять сенат под контроль, их враги хотели использовать Психею как козырную карту, чтобы уничтожить весь род Корнелиев. Твой отец поступил совершенно правильно, скрыв эти записи.

— Погоди… получается, отец спасал шкуру Корнелия. А наварх его прикончил. Замечательно! — Марк постарался вложить в этот возглас как можно больше сарказма. Но сенатор сделал вид, что ничего не заметил. Он слишком долго заседал в сенате, чтобы его можно было смутить в словесной перепалке.

— Марк, твой отец спасал Психею. Если бы префект Корвин мог отдать в руки юстиции наварха, не рискуя судьбой планеты, он бы сделал это, не задумываясь. Он только отсрочил наказание на восемнадцать лет. А ты довел его дело до конца.

— Восемнадцать лет наварх благоденствовал… — Марк не понимал, как можно простить такое. Память предков здесь ничего не могла ему подсказать. Все праотцы остались в его памяти молодыми, они в свои двадцать и тридцать еще не научились прощать.

— Не так, — поправил его дед. — Все это время над Корнелием висел дамоклов меч. Он не женился и детей не заводил. Потому что сын патриция должен следовать за отцом в изгнание.

— Отец дал ему отсрочку на двадцать лет… — вспомнил Марк.

— Именно! К этому времени ты бы мог получить должность префекта в отделе специальных расследований…

Марк кивнул. Да, только патриций может так презрительно обращаться со временем. Десятилетие считать за год, а себя полагать бессмертным. Почти.

— Что касается смерти твоего отца… — продолжал сенатор. — Думаю, ты пока не готов расследовать это дело. Лишь через год-другой, когда лучше начнешь ориентироваться в прошлом. Это моя просьба. И я прошу ее выполнить. Иначе ты можешь пойти совсем не туда… Обещай мне.

— Что?

— Это не будет первым твоим делом.

— Обещаю, — вздохнул Марк.

ИНТЕРЛЮДИЯ Учитель

В то утро ему опять снилась Психея. Они с Друзом (отцом нынешнего) сидели у костра на какой-то горушке. Перед ними расстилалась черная пустыня. Купидон, солнце Психеи, огромный воспаленный глаз, наполовину скрытый набрякшим веком из лиловых облаков, уходил за горизонт.

— Марк, а ведь ты не рассказал мне, как тебе удалось уцелеть в тот раз, когда твой истребитель развалился на куски, — напомнил Друз.

— Скафандр повышенной защиты, — ответил префект Корвин, помолчав. — Я был авантюристом. И одновременно до безумия… неплохо звучит, да… до безумия осмотрительным. Скафандр помог мне продержаться среди обломков два часа, пока не подоспели наши. Профессиональные пилоты не любят эти громоздкие скафандры. Но я-то был среди них дилетантом и очень хорошо это осознавал.

Марк проснулся. Флайер, доставивший его из больницы, уже опустился на площадке перед усадьбой, и пилот бесцеремонно тряс пассажира за плечо.

Прошел месяц с того дня, как Марк получил право носить громкое имя Валериев Корвинов. Почти весь этот месяц с небольшими перерывами юноша провел в больнице. С его спины полностью срезали кожу и вырастили новую в регенерационной камере: патриций Лация не имеет права носить на теле унизительные шрамы, оставленные бичами надсмотрщиков.

И вот, вернувшись домой после долгих и мучительных процедур, Марк обнаружил, что, во-первых, сад удалось почти полностью восстановить, во-вторых, в доме сделали ремонт. В-третьих, дед почему-то не пожелал встретить внука в атрии, как делал это прежде.

Марк прошелся по комнатам. Специфический запах новизны — запах новых тканей и новых панелей, имитирующих ценные породы дерева, — наполнял дом.

«Запах новой жизни», — улыбнулся про себя юный Корвин.

Марк придирчиво оглядел свое изображение в большом зеркале, висевшем в атрии.

Теперь собственное лицо нравилось ему куда больше, чем прежде. Он стал, наконец, походить на те многочисленные голограммы предков, что украшали атрий «Итаки». Черты все те же, цвет глаз, цвет волос. В то же время лицо изменилось разительно.

Не найдя деда ни в перистиле, ни в кабинете, ни в спальне, Марк направился в малую столовую. Здесь он обнаружил одну Лери. Сестра, закутавшись в пушистый белый халат, пила кофе и ела продолговатые румяные булочки.