Syntheism - Creating God in the Internet Age

Еще до Ницше Кант показывает, что реальность как она есть и никем не воспринимается, нуменальное, по определению недоступно человеку, который вместо этого вынужден мириться с воспроизведением нуменального в качестве объекта в картине мира, состоящей исключительно из субъективно переживаемых явлений. Таким образом, объект субъективен, опосредован нашими ненадежными органами чувств и ни в малейшей степени не объективен как таковой. После Канта все формы объективизма становятся невозможными для любого философского размышления на эту тему - "объективисты" XX века, такие как Айн Рэнд, посвящают себя исключительно аутичной вульгарно-философской философии без какого-либо понимания кантовской революции - и на смену этому понятию приходят различные формы субъективизма, а тем самым и различные формы релятивизма. Более того, Ницше успешно демонстрирует, что истины не только должны быть субъективными, но и зависят от субъекта, который их производит. Психологизируя наблюдателя и превращая его в подвижное тело вместо неподвижной души, Ницше завершает кантовскую революцию.

Релятивизм проявляется уже в языке. Каждое понятие, каждый лингвистический компонент находится в состоянии постоянного потока, постоянно меняет значение: во времени, в пространстве, между и внутри тех, кто использует для общения устные звуки или письменные знаки. Рассматриваемый как социальный инструмент, язык, таким образом, никогда не может быть объективно достоверным, а значит, и не может отражать непреходящую объективную истину. По мнению французского философа Алена Бадью, из этого общего правила для языка есть исключение, и это математика. Хотя математика по сути своей тавтологична - предложение 2 + 2 = 4, конечно же, означает, что 2 + 2 - это другой способ сказать 4, поэтому ее информационная ценность чрезвычайно мала, - в качестве оптимальной вечности она, тем не менее, манит нас своими неявными обещаниями фиксированных значений, расположенных в застывшем пространстве-времени. Через естественные науки математика, кажется, предлагает человеку возможность установить более верный и эффективный контакт с объективной реальностью. Она соблазняет нас возможностью объективного установления качественных различий между субъективными высказываниями.

Немецкий философ Юрген Хабермас выдвигает интерсубъективность как высшую истину, к которой может стремиться человек после того, как Кант отодвинул объективную реальность туда, где она безнадежно недосягаема. По мнению Хабермаса, отсутствие объективности может быть противопоставлено и защищено только широким плюрализмом субъективных голосов. Хабермас представляет себе, что в публичной сфере между акторами на равных ведутся переговоры о межсубъектности, которые трудоемки и требуют много времени, но в итоге все же приводят к удовлетворительному результату, поскольку множество субъективных позиций сталкиваются и взаимодействуют друг с другом. Например, доверие к науке основано на убеждении, что интерсубъективная истина может быть выловлена с помощью процесса, называемого экспертной оценкой. Ни одна позиция не получает признания, если она не одобрена коллективом, состоящим из формально образованных экспертов; и наоборот: если текст содержит множество сносок, он считается академически истинным или, по крайней мере, заслуживающим доверия.

Однако Бадью утверждает, что математика изменяет предпосылки Хабермаса; с помощью математики мы можем выйти за пределы интерсубъективности и достичь объективности, которую Кант не понимает. Широкое признание парадигмы квантовой физики в науке и ее последующее драматическое влияние на философию, например, влияние идей Нильса Бора на философию процесса Альфреда Норта Уайтхеда и наоборот, несмотря на ее изначально крайне контринтуитивные утверждения, доказывает, что это именно так. Бадью утверждает, что благодаря прогрессу математики онтология наконец-то может оставить позади репрезентационизм, корреляционизм и даже релятивизм, чтобы затем совершить решающий скачок к реляционизму. Таким образом, кантовская парадигма уйдет в прошлое, и объективность снова станет возможной.

Однако проблема в том, что феноменальная и неоспоримая полезность математики в самых разных контекстах неоднократно ослепляла человечество на протяжении всей истории и склоняла его к самым фатальным ошибкам. Подсознательная привлекательность дуалистической философии Платона - когда она становится широко распространенной в Древней Греции в IV веке до н. э. - вероятно, в значительной степени заключается в религиозных устремлениях Платона, и, конечно, именно они впоследствии делают платонизм идеальным партнером иудаизма, когда они вместе составляют два основных ингредиента агрессивно дуалистического христианства. Павел - греческий еврей, гибрид между Моисеем и Платоном; паулинское христианство - космологический дуализм древнего Египта, воскрешенный через воссоединение его иудейской и греческой ветвей (сравнимый с космологическим монизмом древнего Ирана в лице Зороастра, представленным Гераклитом у греков).