Сыновний зов

Промялись мы с Мариной на славу и чуть не весь пропитал подобрали за один присест. Дома консервированную скумбрию стараемся не замечать — до того она приелась-надоела, а тут дочка хлебным ломтиком насухо «вылизала» томатный соус в нутре банки. Про запас оставили пару домашних лепешек и полтермоса чая. Я и без этого додюжу хоть до завтра, а у Марины не хватит выти и до сегодняшнего вечера.

— Эй, грибная оравушка, теперь держись! — весело кликнул я, вскакивая на ноги. Дочка того и ждала, опять заблестели азартной синевой ее глаза.

— Я, папа, за белые примусь, а? — попросила она, а сама уже подрезала складешком ближнего крепыша.

— Ага, управляйся, доча, с ними по дорожке, а я рукав прочешу. Авось, там и сырые и сухие грузди напрели, — согласно отозвался Марине и продрался за вишняг. Да сразу и опустился на колени перед кустистой грудой крепкогубых сухих груздков. Похрустывают-поскрипывают ядреные корешки под ножиком, но груздей не убывает. Вороха и кучки растут позади меня, будто кто-то ссыпает щедро из лукошка с берез и осин, я даже невольно вскинул голову, но никого и ничего не увидал, кроме васильковой безгрешности неба и высоко парящих в нем четырех канюков.

Пора, пора бы укласть грузди в ивняковую корзину и голубое капроновое ведро, да эвон приподняли в полупоклоне соломистые шляпы сырые грузди-ветераны. Придвинулся к ним, а вокруг нежатся под толсто-прохладными старыми листьями светло-русые груздки. А дух, дух-то какой искусительный щекочет ноздри! Хоть здесь же и хрумкай их, минуя засольное искусство жены…

— Папа! — кричит дочка, и удивленно-огорчительно добавляет. — Не утащить же нам все грибы, один ты сколько насобирал…

Настает мой черед краснеть перед ней за неуемную работу. Права она: пора и честь знать, пора, и подумать, куда и как стузить-не перемять грибы. Однако тянутся же сами, тянутся руки к задряхлевшему пню — на него ребячьей гурьбой влезли молодые опята. Уж как там кому, а им в теснотище не жарко, не душно, не обидно! Для опяток местечко в мешке, что ли, оставить, не исперемнутся они, спружинят привычно, все равно во-о-он как жмутся и на пне и вкруг него.

Прикинул я наши тарные возможности, а о своей далеко небогатырской силушке, о шутливом и метком прозвище из уст жены — «Сморчок» — почему-то и не вспомнилось, и… закрыл складной охотницкий ножик. Куда нам вдвоем тягаться с грибным урожаем? Если завтра кто и наведается сюда — милости просим, только свиноройством не занимайтесь! Не захочется с кем-то заодно нам грибничать — «ворот» рубахи-рощи целехонек, да и тут экая пропасть грибов и груздей останется после нас!

Как ни уберегал я Марину, но и ей досталась ноша не по годам и силе, поначалу приемная, а постепенно тяжелеющая как бы нашим потом.

С передышками-привалами и «скатились» мы пшеничным увалом к поскотине, где освежило-обдуло нас на полысевшем бугорке, и степным раздольем бодрее доплелись к остановке. Автобус нам все равно ждать часа полтора, он еще с вокзала не отправился на соседнее село Красномылье.

На солнечной стороне кирпичной «ожидаловки» устроили мы скамеечку из белых силикатных кирпичей, настроившись на терпеливое возвращение домой. Когда есть чего везти, тогда любое ожидание не пустое время, а считай — послетрудовой отдых.. Дома-то ой сколько ждет всех нас четверых возни с грибами! Все надо до единого перебрать-переглядеть, каждому угадать свое место — эти на сушку, эти на засол…

Самому странно: почему-мне более по нраву просто искать и собирать ягоды или грибы, чем услаждать себя уже чем-то приготовленным из них за столом? Чего не скажу о рыбе — для меня и ловить рыбу — умопомрачительная страсть, и поесть ее охотник в любом виде. Из двух вершковых окуньков однажды с сыном и приятелем сварили уху в трехлитровом котелке. Может быть, и прозрачно-чистая вода из речки Ольховочки тому виной, но ведь как мы хлебали уху деревянными ложками! Крякали искренне хором, настораживая неробких чечевиц, а и за шесть минувших лет чудится дух и вкус той «тройной» ухи. А грибы да ягоды восхитительны, пока не станут обычной едой…

Размышляя о том да о сем, смотрел я на степочку впереди себя и казалось, что никто и ничто не взволнует нас до прибытия автобуса. И вдруг на ближний взгорок стремглав ринулся откуда-то ястреб-перепелятник, и почти одновременно с резко-грозным писком ударили по бокам две деревенских ласточки — такие крохи-комарики в сравнении с ржаво-полосатобрюхим разбойником! Непонятная отвага касаток смутила меня: добро бы они свое гнездо обороняли под застрехой амбара или конюшни, а тут отгоревшая за жаркие августовские дни голая степь…