Сыновья Ананси

Он уронил лицо в грязь. Сил больше не было. Каждое движение повреждало корку на ранах на лице и груди. Они кровили, жглись и, самое неприятное, чесались.

Думай, сказал он себе. Должен быть другой способ… Говорить без языка…

На губах все еще оставался слой глины. Он пососал их, увлажняя так хорошо, как мог – без языка.

Он глубоко вдохнул и позволил воздуху пройти через губы, контролируя это, как только мог, выговаривая имя с такой уверенностью, что никто во всей вселенной не мог бы с ним поспорить: он описывал тварь в своей руке, и он произносил собственное имя, лучшего волшебства он не знал:

– Пфффффа-а-у-уффффф.

И на его руке, там, где был ком кровавой грязи, появился большой паук цвета красной глины с семью тонкими лапками.

Помоги мне, подумал Паук. Приведи помощь.

Паучок уставился на него блестящими на солнце глазами. Затем свалился с руки на землю и вихляющей и неровной походкой начал прокладывать себе кривобокий путь в траве.

Паук наблюдал за паучком, пока тот не скрылся из виду. Наконец он опустил голову в грязь и закрыл глаза.

Ветер переменился, и теперь в воздухе появился аммиачный аромат кота, который метит свою территорию…

Высоко в небе победно каркали птицы.

* * *

В животе Толстяка Чарли урчало. Если бы у него были деньги, он бы пошел поужинать куда-нибудь еще, просто чтобы вырваться из отеля, но он был почти без гроша, а ужин входил в стоимость номера, так что когда пробило семь, он спустился в ресторан.

Метрдотель ослепительно улыбнулась и сказала, что они откроют через несколько минут. Музыкантам нужно немного времени, чтобы все установить. Затем она посмотрела на него. Толстяк Чарли уже начал узнавать этот взгляд.

– А вы… – начала она.

– Да, – сказал он. – Я даже взял его с собой.

Он вытащил из кармана лайм и показал ей.

– Очень мило, – сказала она. – В руке у вас определенно лайм.

Но я собиралась спросить, предпочитаете ли вы ужин `a la carte или пройдете в буфет?

– Буфет, – сказал Толстяк Чарли.

Буфет был бесплатным. Толстяк Чарли стоял в вестибюле у входа в ресторан с лаймом в руке.

– Тогда немножко подождите, – сказала метрдотель.

Из-за спины Толстяка Чарли вышла невысокая девушка. Она улыбнулась метрдотелю и сказала:

– Ресторан уже открыт? Я умираю с голоду.

Из зала раздались финальные «тум-ту-дум» бас-гитары и «блям» электрического пианино. Музыканты отложили инструменты и махнули метрдотелю.

– Открыто, – сказала она. – Заходите.

Невысокая девушка с осторожным удивлением разглядывала Толстяка Чарли.

– Привет, Толстяк Чарли, – сказала она. – А зачем тебе лайм?

– Это долгая история.

– Ну, – сказала Дейзи. – У нас целый ужин впереди. Почему бы тебе не рассказать мне об этом?

* * *

Рози размышляла, заразно ли безумие. В беспросветной тьме под домом на горе она вдруг почувствовала, как ее что-то коснулось. Что-то мягкое и гибкое. Что-то большое. И это что-то мягко рычало, нарезая вокруг круги.

– Ты тоже это слышишь? – спросила она.

– Конечно слышу, глупая девчонка! – сказала мать. – У нас есть еще апельсиновый сок?

Рози нащупала в темноте пакет с соком и передала матери. Было слышно, как та пьет. Затем мать сказала:

– Убьет нас не животное, а тот человек.

– Грэм Коутс. Да.

– Он плохой человек. Что-то оседлало его как лошадь. Но из него получится плохая лошадь. И человек он плохой.

Рози взяла костлявую руку матери в свою. Она молчала. Да и что тут скажешь?

– Знаешь, – сказала ее мать спустя какое-то время. – Я очень тобой горжусь. Ты была хорошей дочерью.

– Ах, – сказала Рози. Мысль о том, что она не разочаровала собственную мать, оказалась столь нова, и Рози не определилась в своих чувствах.

– Может, и надо было тебе выйти за Толстяка Чарли, – сказала мать. – Тогда мы бы здесь не оказались.

– Нет, – сказала Рози. – Я не должна была выходить за него. Я его не люблю. Так что ты не так уж была неправа.

Они услышали, как наверху хлопнула дверь.

– Он ушел, – сказала Рози. – Быстро. Пока его нет. Выроем туннель.

Она захихикала, а потом расплакалась.

* * *

Толстяк Чарли пытался понять, чем занимается на острове Дейзи. Дейзи с не меньшим упорством пыталась понять, чем на острове занимается Толстяк Чарли. Ни один из них не преуспел. Певица в длинном красном облегающем платье – слишком хорошая для пятничного шоу в маленьком гостиничном ресторане – пела с невысокого помоста на другом конце зала «I’ve Got You Under My Skin».

– Ты ищешь даму, которая была твоей соседкой, когда ты был маленьким мальчиком, потому что она может помочь тебе найти брата, – сказала Дейзи.

– Мне дали перо. Если оно еще у нее, я мог бы обменять перо на брата. Попытка не пытка.

Она моргнула, медленно, задумчиво, совершенно не впечатленная, и начала клевать салат.

– Ну, а ты здесь, – сказал Толстяк Чарли, – потому что думаешь, что Грэм Коутс укрылся на острове после убийства Мэв Ливингстон. Ты примчалась сюда по собственной инициативе только из-за предположения, что он может быть на Сент-Эндрюсе. А если он здесь, ты абсолютно ничего не сможешь с этим поделать.