Сын Зевса

Проходили дни, полные слухов, тревоги, тайных слез, ожидания. Ждали гонцов от Оксиарта, ждали вестей. Но вестников не было. А в одну из холодных весенних ночей в крепость вдруг явился сам Оксиарт с отрядом своих всадников.

В крепости тут же, среди ночной синевы, всюду загорелись огни, замелькали факелы. Народ собрался к воротам Оксиартова дома, обнесенного стеной.

Вести были невеселые. Македоняне опять разбили Спитамена. Больше восьмисот всадников-скифов осталось на поле боя, а у Кена погибло едва ли тридцать человек. Массагеты снова бежали в свои степи, а вместе с ними ускакал и Спитамен. Скифы - странные союзники, убегая, они разграбили обозы и согдов и бактрийцев… А Спитамен не остановил их, как видно, уже не имел среди них достаточно власти.

Согдийские войска рассеялись. Многие потеряли надежду на победу и сдались Македонянину. А он, Оксиарт, решил, что ему тоже нечего делать там с его ничтожными силами. Однако к Македонянину не пойдет, отсидится здесь, на Скале. Если нет сил защитить свою землю, так хоть не помогать врагу!

Печальные вести для Согдианы…

Но в доме сразу стало шумно, оживленно. Вернулся Оксиарт, господин дома, вернулись и его трое сыновей. Мать подняла на ноги и слуг и родственниц, чтобы достойно встретить и накормить гостей, собравшихся у нее. Грустно, конечно, что Спитамен опять вынужден бежать в пустыню. Но ведь уйдут же когда-нибудь македоняне! И спустится же когда-нибудь семья Оксиарта со Скалы, и опять они все будут жить, как жили.

Но, притаившись за толстой занавесью, госпожа услышала, о чем говорят мужчины, собравшись вокруг очага. Это были совсем другие разговоры.

- Македонянин не уйдет, - говорил Оксиарт, - он никогда не оставляет в тылу у себя непобежденных. Даже за ничтожной горстью разбойников он лезет в горы, если они не сдаются.

- Не думаешь ли и ты сдаться, Оксиарт? - подозрительно спросил один из бактрийских властителей, приехавший с ним вместе.

- Я не думаю сдаваться, - ответил Оксиарт, - и я не сдамся. Я не предам Спитамена. Я не предам свою родину!

Одобрительные голоса загудели кругом.

- Выждем время - и снова в битву!

- Пусть-ка он попробует достать нас здесь.

- Если только не узнает тайной дороги…

- Среди нас нет предателей.

- Да ведь и не только мы сидим на Скале, - сказал Оксиарт, словно оправдываясь, - многие укрылись на Сизиматре и на Артимазе тоже. И Хориен ушел на свою Скалу. Когда будет надо, все спустимся. У нас немало наберется войска. А пока - что ж, переждем.

- Только бы Спитамен остался жив!..

Это сказал старший сын Оксиарта, который сидел, мрачно нахмурив длинные брови.

Все поглядели на него.

- Что ты хочешь сказать? Ведь он ушел от македонян!

- Но я видел, как он уходил с массагетами.

- А как он уходил?

- Нехорошо уходил. Как пленник.

Наступило молчание. Никому не приходила в голову такая мысль, а ведь это могло случиться. Массагеты могли прийти в ярость из-за того, что у них погибло так много людей, а добыча оказалась ничтожной.

- Будем надеяться, что это не так, - заговорили снова. - Спитамен у них не один раз скрывался.

- Будем надеяться. А если с ним случится недоброе - конец. Другого вождя у нас нет.

Мужчины снова замолчали, задумались. Но каждый знал, что все они думают об одном и том же: их вождь Спитамен не нашел верной поддержки у своих сородичей, у своих друзей… и у них самих. Это было тяжело сознавать, но это было так.

В дальних покоях большого дома, на женской половине, обсуждались новости, принесенные кормилицей Рокшанек. Кормилица уже успела повидаться со многими воинами, пришедшими с Оксиартом, - среди них у нее были и братья, и племянники, и даже внуки. С красными пятнами на смуглом лице, она торопилась выложить все, что узнала. Рассказала, как там сражались и как полководец Кен разбил их; как союзники-массагеты вдруг обратились врагами и начали грабить бактрийский обоз и бактрийцы потеряли все, что у них было; как бежали от македонян и как успели добраться до Скалы, не показав дороги врагу.

- А еще рассказывают, будто у Спитамена очень красивая жена и она повсюду с ним, бедняжка. Он в сражение - и она тут же. Он в пустыню - и она с ним. Ни дома у нее нет, ни пристанища! А ведь она из семьи персидских царей!

Женщины вздыхали.

- Что за жизнь у нее! Ушла бы куда-нибудь в безопасное место и пережидала бы там, как мы…

- Ушла бы, да ведь не отпускает! - Кормилица возмущенно пожала плечами. - Говорят, любит ее очень, жить без нее не может. А она-то, говорят, уже ненавидеть его стала. Измучилась, Но что сделаешь?

Рокшанек сидела среди подруг, как тихая перепелка, которая дремала над их головой в своей деревянной клетке[100]. Как несчастна эта женщина, жена Спитамена!

- Она счастливая, - прошептала одна из подруг.

Рокшанек вскинула на нее глаза.

- Что ты говоришь? Счастливая?

- Конечно, счастливая. Пусть трудно, пусть бездомно. Зато она - жена Спитамена, сам Спитамен любит ее!

Опять это слово, от которого вздрагивает сердце… Любит!