Сын Тишайшего

— Правильно люди говорят, что царь изменился! — вдруг перебил меня Иоаким, — Ты и ранее проклятым латинянам потворствовал и привечал их в Москве. А сейчас вздумал на их сторону переметнуться? Не бывать этому! Я не позволю!

Выдав пафосную концовку, главпоп попытался вскочить, оперевшись на посох. За всем этим действием он не услышал, как Савва вытащил кинжал из ножен. Зато Иоаким застыл в недоумении, когда холодный металл прикоснулся к шее, обильно заросшей бородой.

— Не много ли на себя берёшь, Ивашка? — патриарх дёрнулся, как от пощёчины, после упоминания своего мирского имени в унизительной манере, — Забыл, с кем разговариваешь, холоп?

— Я…

— Никто, — прерываю обнаглевшего попа, — Ты неумный человечишка, обуреваемый гордыней и нетерпимостью. При этом совершенно забывший про дела государственные. Дело церкви заниматься душами людским и не лезть в мирские дела. Или в библии написано иначе? Лучше бы ты священниками занялся. Каждый второй из них малограмотный, читать не умеющий. Многие не знают писания, и даже десять заповедей перечислить не смогут. Позор, а не слуги божьи! Оно немудрено, если их глава иными делами озабочен.

Патриарх молчал, находясь в прострации. Он не ожидал от обычно покладистого царя такого поступка. Но надо морально добить этого махинатора. Про вчерашний случай с нищими патриарх должен быть в курсе.

— Кто из твоих приближённых помогал татям, калечащим детей? Мы всё равно докопаемся до истины, даже если придётся весь синод на дыбу подвесить. Я на многие вещи закрывал глаза. Но надругательств над детьми не прощу никому, — чую, что начинаю шипеть от злости, но не могу остановиться, — Говори, кто прикрывал татей, окромя тебя?

Судя по окончательно растерявшемуся Иоакиму, такого обвинения он не ожидал. И нет его вины в случившемся, это очевидно.

— Прости, государь. Обуяла меня гордыня, здесь ты прав, — хрипло произнёс поп и попытался сесть на кресло, но Савва не позволил, — Но не возводи на братию напраслину. Нет здесь нашей вины и быть не может. Да, я отменил твой приказ Никите, но сделал это со зла, есть грех.

Хорошо, хоть признался. Может, он не настолько безнадёжен? Хотя о чём я? Стоящий передо мной иерарх замешан в заговоре.

— Надеюсь, что это правда. Земский приказ сейчас землю роет и добьётся правды. Если среди изуверов есть хоть один священник, то это твоя вина! — тычу в Иоакима указательным пальцем, — И отвечать за это будет весь синод. Я ещё прикажу людишкам рассказать, чем наша церковь занимается.

Вот здесь главпопа пробрало. Здешний народ весьма покладистый, но очень жёстко реагирует на явную несправедливость. Яркое тому подтверждение целая череда бунтов — Медный, Соляный и Стрелецкий. В случае огласки иерархам тоже перепадёт, как и пострадает репутация самой церкви. Что может привести к поддержке населения раскольников. Этого Иоаким боится как огня. Зато сейчас можно воспользоваться его растерянностью.

— Всех задержанных людишек переведёшь в Земский приказ. Далее вместе решим, как их судить и наказывать. Прения переносим на осень, если будет такая необходимость. Это я решу позже, — мои слова для главпопа, как пощёчины, но он терпит и молчит, — Статьи отложим года на два-три. Пока есть возможность решить противоречия миром, будем пытаться до последнего. А ты займись обликом и знаниями священников. Иначе одни ведут себя, как удельные князья, ещё и нарушают все церковные уставы. Другие, наоборот, нищие и безграмотные. Вот наведёшь порядок в своём хозяйстве, тогда и поговорим. Если нет вопросов, то ступай.

Глядя вслед ушедшему патриарху, понимаю, что это война. Но время у меня есть, и никто не собирается бездельничать. С боярами тягаться сложно, а вот приструнить обнаглевших попов вполне реально. Этим и займусь в ближайшее время. Обидно, что придётся делать это в ущерб другим проектам.

Глава 18

Никогда не думал, что буду наблюдать за самой настоящей казнью. Причём именно моя принципиальная позиция стала причиной столь строго приговора. Происходящее вокруг не вызывало исключительно тошноту. Неприятен сам процесс, собравшиеся зеваки и лицемерные бояре, разодевшиеся на столь страшное мероприятие, будто на праздник. Выход в люди всё-таки. Жуть.

Я в своём обычном кунтуше и «сибирской» шапке на их фоне выгляжу бледно. Только красные сафьяновые сапоги, которые, наконец, удалось натянуть, выбиваются из общего образа.

Знаете, сцены казни хорошо показывать в кино. Там храбрый герой, орущий «Батька» или «Freedom» бьёт зрителя прямо в сердце. Либо отвратная толпа, забрасывающая несчастного гнилью и ждущая зрелищ, радостно скаля беззубые рты, заставляет её ненавидеть. Однако реальность оказалась иной.