Сын Тишайшего

По Алексею и Александру Милославскому всё ясно. Именно они стали триггером перехода бунта в активную фазу. Такое не прощают, заодно необходимо преподать науку остальным интриганам. Бояре излишне расслабились, вот пусть привыкают к ответственности за свои поступки. Никто не собирается устраивать репрессии, хотя очень хочется. Просто надо привести людей в чувство, показав, что избранных у нас нет.

Мои невесёлые мысли прервал, появившийся Савва. Чего-то я излишне загрузился, позабыв о времени. Смотрю в окошко, а там уже солнце заходит. Перевожу взгляд на своего человека.

— Поляк пришёл. Говорит дело важное, и ты велел докладывать, если что-то срочное, — доложил дядька.

— Веди.

Чем мне нравится Дунин, так это балансом рвения и разума. Полученный приказ он выполняет рьяно, но при этом думает о последствиях. Так его охарактеризовал Голицын. Пусть шляхтич — ренегат, зато к любому делу подходит основательно, просчитывая последствия и думая о деле. Хватать и пытать без разбора может любой. Как и повести людей в атаку, угробив их ради шкурных интересов. А вот умение думать дано не каждому. Иван Мартынович, ранее Ян Мартин, был неудобным подчинённым для начальства. Потому и особо в чинах не продвинулся. Но, даже вцепившись в предоставленный мною шанс, он сохранял холодную голову.

Поклонившись, Дунин перекрестился на образа и начал сходу доклад. Он вообще не любил словоблудие, чем сразу меня подкупил.

— Мы сволокли людишек с паперти и передали в Земский приказ. Ведь у нас нет прав допрашивать и пытать татей. Однако я присутствовал на дознании, заодно дьяков и писцов поспешить заставил, — усмехнулся поляк, явно не одобряя чернильное племя, любящее устраивать волокиту, — Ты оказался прав, государь. Притворщики долго не сопротивлялись и сразу выложили, что знали. Их целая шайка, куда входят обычные разбойники, скоморохи, нищие и даже один дьяк. Я послал людей, дабы задержать злоумышленников. Боюсь, всех не успеем, но далеко не уйдут. У меня под рукой две пятёрки лазутчиков, от которых даже татары в степи не уйдут. И в лесах они как дома. Пришлось придать им ещё полтора десятка из выделенных тобой воинов, уж прости за самоуправство.

Золото, а не человек! И такого кадра мариновали на границе? Ещё и до дел нормальных не допускали.

— Ты всё верно сделал. Какие могут быть претензии? А чего пришёл? Можно было после доложить.

Смотрю в серые глаза поляка и понимаю, что он появился не из-за желания показать своё рвение.

— Тебе самому надо это видеть, государь. В подвалы спускать не надо, мы перевезли людей в богадельню.

До Рождественского храма от моих палат метров сто, а по прямой, вообще пятьдесят. В XXI веке старинная церковь является часть Большого Кремлёвского дворца. А сейчас просто стоит рядом с моим здешним жилищем. И что там за загадочные люди? Всё равно делать нечего. Схожу, посмотрю.

* * *

— Дядечка, ты скажи, чем мы провинились? — произнесла девочка, глядя на меня голубыми глазищами, — И когда нас к дядьке Никифору вернут? Хотя здесь лучше, вон какая похлёбка вкусная! Ещё и сухарей дали.

Смотрю на девятерых, стоящих передо мной детей и не могу произнести даже слова. К горлу подобрался комок, не позволяющий дышать. А в душе сейчас такая буря, что с трудом удаётся контролировать эмоции. Хочется убивать. Никогда я не испытывал такой незамутнённой ненависти к людям. Вернее, нелюдям.

— Ты плачешь, дядечка? Мы тебя обидели? Так прости нас, пожалуйста. Хочешь, Андрейка песню споёт? Он не только жалостливые умеет, но и весёлые. На праздниках народ нам хорошую деньгу приносил. После чего дядька Никифор нам даже хлебушек давал и не бил.

Двое детей закивали, подтверждая слова девочки. Остальные же увлечённо грызли сухари, выданные коломенцами.

Провожу ладонями по лицу и понимаю, что плачу. Может, это недостойно царя, но сложно удержаться. Уж больно жуткая ситуация. Лица бывалых бойцов тоже весьма хмурые, а глаза смотрят очень недобро. Но они видали и не такое, поэтому умеют сдерживать эмоции.

Когда меня занесли в зал, где обычно столовались убогие, живущие в богадельне, я сначала не понял зачем. Ну, детки, пусть и грязные. Но присмотревшись и выслушав короткий доклад Дунина, меня начало трясти. И не от страха, а от ненависти.

Компрачикосы! Или как называются эти ублюдки на Руси? Они есть в этом времени! Сидящих передо мной детишек похитили или купили у родителей, чтобы сделать профессиональными нищими. Только предварительно их изуродовали. Кому-то обожгли лицо, другим искривили спины или сломали ноги. И всё это происходило в паре километров от Кремля!

— Вы пока останетесь здесь, у отца Никиты, — нахожу силы на ответ и киваю в сторону замершего духовника, — Хлебушек и похлёбка теперь будет у вас каждый день. А дядька Никифор уехал, надолго.

Дети заулыбались и радостно закивали. У одного мальчика с обожжённым лицом кожа натянулась, а улыбка выглядела, как жуткий оскал. Кто бы знал, чего мне стоило не отвернуться. Только бойкая девочка с вывернутыми стопами, внимательно на меня посмотрела и через некоторое время кивнула.