— Мы не можем подвергнуть пыткам столь знатных людей без доказательств. Вернее, Алёшку Милославского или Петьку Толстого нам ещё отдадут. Хоть последний нигде себя не проявил, это только мои подозрения. Они с братом как близкая родня Милославских выполняли тёмные делишки Ивана Михайловича. Но это всё слухи, и многие бояре считают Толстого достойным мужем, — будто прочитав мои мысли, произнёс Голицын. — А чтобы сволочь в темницу отца царицы, нужны веские причины.
Происходи все эти события при Алексее Михайловиче, то на дыбу подвесили бы кого угодно, вплоть до жены и даже детей царя. При всём своём мнимом спокойствии папаша особым милосердием не отличался. У меня же недостаточно сил на подобные действия.
Надо прояснить ситуацию у Василия, чтобы окончательно успокоиться. Ага, после услышанного меня одолевает умиротворение. Аж хочется кого-нибудь убить.
— Сам что думаешь?
Голицын некоторое время молчал. Князь не собирался с мыслями, а скорее обдумывал, стоит ли говорить мне правду. Но мне всё стало понятно без ответа.
— Переложи всю ответственность на Думу, государь. Есть доказательства против многих бояр, служилых людей, полковников и сотников. Вельможи обязаны наказать виновных, пусть только часть. Иначе придётся применять силу, которая не на нашей стороне. Даже если мы введём в Москву Коломенский полк, то это ничего не изменит. Среди сотников и полусотников «коломенцев» могут быть люди бояр. И они предупредят своих покровителей. К тому же есть стрельцы, в чьей верности я сомневаюсь. Как оно выйдет на самом деле — известно одному богу. Да и в Кремле боярских людишек хватает. Первый стрелецкий полк готов следить за порядком, там и бунтовщиков особо не было. Но это на случай, если кого ловить придётся или в темницу тащить против воли. Полагаться на него я бы не стал. А полки, где много иноземцев, лучше не вспоминать. Это чревато большой замятней. Здесь даже подстрекать народ не нужно, многие служилые злы на полки нового строя.
Перевожу с дипломатического на нормальный язык: не дёргайся, Федя и лучше начни договариваться. Бояре накажут всякую мелочь. Возможно, пострадает рыба покрупнее, если она перешла дорогу какой-то группировке. Если я рыпнусь, то верных войск у нас нет. И до силового противостояния может не дойти. Меня просто зарежут в собственной постели или снова отравят — на этот раз окончательно. А стрельцы просто обеспечат порядок в городе и помогут арестовать обвиняемых, утверждённых Думой. Так грустно, что хочется курить.
С такими невесёлыми мыслями я и просидел всю службу. Патриарх расстарался и превратил заутреннюю чуть ли не в торжественный молебен. Присутствующие прониклись моментом и крестились с одухотворёнными лицами. Угу. С таким же выражением они отдадут приказ меня убить.
Ладно, хватит рефлексий. Всё равно я сейчас не могу кардинально повлиять на ситуацию. Зато у меня есть тот самый блокнотик, куда записываются фамилии наиболее одиозных бояр. Пусть решают что хотят. Я просто приступлю к плану «Б». Его пока нет, вот и обдумаю. Заседать Дума будет долго, а мне надо чем-то заняться.
[1] В 1682 году российскому царю Феодору Алексеевичу была предоставлена созданная в 1678 году так называемая «Привилегия на Академию», в которой описывалась структура первого высшего учебного заведения России, а также её место в системе российского образования. «Привилегия на Академию» считается учредительным документом Славяно-Греко-Латинской Академии (1687). Автором «Привилегии на Академию» считается просветитель Симеон Полоцкий. Однако окончательная редакция «Привилегии на Академию» была составлена его учеником и ближайшим соратником Сильвестром Медведевым.
По указу Фёдора Алексеевича от 25 января 1682 года в Спасском монастыре были построены 2 кельи для школы Медведева, которая, как и школа Полоцкого, отличалась латинским направлением: в ней учились «латинскому языку»; она просуществовала до 1686 года. Сильвестр имел планы превратить свою школу в академию и в 1685 году представил Царевне Софье на утверждение «Привилегию на Академию»; но с появлением братьев Лихудов, которое означало победу «грекофильской» линии, поддерживаемой Патриархом Иоакимом, и открытием ими своей школы (Славяно-греко-латинской академии), прочие школы в Москве прекратили своё существование.
Глава 13
Снова Престольная палата, набитая под завязку. Сейчас в стране девяносто девять бояр, если я ничего не путаю. Учитывая погибших во время бунта и служащих за пределами Москвы. В зале собралось человек шестьдесят. Не сказать что обстановка напряжённая, но к общей торжественности прибавилась лёгкая нервозность. Всё-таки событие эпохальное: Голицын зачитает результаты следствия, а у многих присутствующих рыльце в пушку. Вернее, часть бояр продолжает носить роскошные бороды, но это я иронизирую. Меня самого немного потряхивает.
А вот Иоаким излучает спокойствие и уверенность. Безгрешный наш, заговорщик хренов! Патриарх затянул молитву — на удивление короткую — и минут через пять уселся на стульчик справа от трона.