Он бросился вперед, пытаясь ударить разрисованного человека лазганом в лицо, и край ствольной коробки действительно во что-то попал. Не забывая о руках врага, тянущихся к нему, юноша услышал лязг ножа, соскользнувшего с крюка в ладонь. От противника пахло потом, кровью и сахарной корицей.
Нечто с силой вонзилось юноше в бедро; широко распахнутые глаза размалеванного человека смотрели на него из месива шрамов и красок. Ещё один резкий тычок, и вновь тупое онемение, словно от удара молотом. Он отступил на шаг, и ноги немедленно подогнулись, будто ватные, а разрисованный человек выпрямился, сжимая в кулаке грязный нож-иглу. Охряную униформу покрывали обширные пятна свежей крови.
Юноша поднял лазган, заставив размалеванного человека вздрогнуть. Щелкнул спусковой крючок — ничего, и враг бросился на жертву. Воткнувшись в лоскутное лицо противника, ствол лазгана превратил его нос в розоватую кашу; вслед за этим боковая часть оружия обрушилась на скулы и челюсть недруга — раз, другой, а потом юноша уже не считал ударов, потерявшись в неразборчивом кровожадном рёве, который заполнил весь мир. Человек уже не был разрисованным, он превратился в бесформенную груду разорванной плоти и обливался потоками багрянца. Кровь была повсюду, и юноша не понимал, чья именно. Алая влага заливала ему глаза, стекала по щекам и губам.
Над головой просвистели лаз-заряды, врезаясь в остатки стены. Припадая к земле между двух трупов — своего товарища и своего врага — юноша отыскал противников взглядом.
Стреляя на ходу, к нему приближались ещё трое, если не больше, солдат в охряной униформе. Зрение начинало расплываться по краям, он боялся смотреть на собственные ноги и чувствовал на языке вкус металла. Тяжело дыша, юноша снял с трупа размалеванного человека две тяжелые, бугристые гранаты, и вытащил чеки. Повернувшись и подняв голову над стеной, он бросил бомбы во врагов — очень неточно, внезапно ослабевшей рукой, видя мир в размытых серых тонах. Но ему просто невероятно повезло.
Ударившись о мягкую землю, гранаты откатились в сторону и взорвались точно под ногами атакующих неприятелей. Того, кто бежал впереди, подбросило в воздух, с распластанными руками, телом, изрешеченным осколками, и ногами, оторванными ниже колен. Остальные просто исчезли.
Окутанный дымом, юноша ждал, изо всех сил держа глаза открытыми. Он ждал, но ничего не происходило. У него звенело в ушах, но он ждал. Затем юноша попытался тряхнуть головой, чтобы придти в себя, но движение странно растянулось, а земля тут же принялась кружиться под ногами. Перед глазами замелькала красочная чересполосица.
Яркие…
Огни…
Звёзды…
Он очнулся в совершенно ином мире, состоявшем из острой боли, швов и разнообразных трубок. Несколько дней, а то и недель, юноша думал о звуках перестрелки, разрисованном человеке и той безногой фигуре, что кружилась в воздухе. Потом кто-то уменьшил содержание лекарств, подававшихся по трубкам, и муки исцеления лишили его большей части воспоминаний.
За это он был почти благодарен.
К нему пришла офицер, которая вела себя так, словно они уже разговаривали прежде, но юноша не имел понятия, кто она или почему явилась сюда. Женщина носила обмундирование, непохожее на униформу его полка — чёрное с красными лампасами, и закладывала пилотку под левый эполет. Судя по знакам различия, она была в звании майора, но всё остальное в ней говорило: «Нет уж, извините, я птица поважнее».
Офицер заговорила, выстреливая слова, как пулемёт-«перечница» — свой боекомплект.
— Хорошая новость — ты будешь готов к учебе через четыре недели. Готов к бою… ну, увидим. От твоей части мало что осталось, так что отправлять тебя обратно смысла нет, да и ты теперь больше пригодишься в другом месте. Вот 101-й Зердийский, тяжёлая пехота, куча крутых парней на бумаге, но… ещё не обтесанные в бою. Ты — как раз то, что им нужно. Чудненький покрытый шрамами герой в качестве командира взвода — сигнал всем остальным подтянуться. Разумеется, после того, как тебя выпишут, и ты пройдешь необходимое обучение, чтобы заполнить пробелы.
— Пробелы?
— Тактика, лидерские навыки, все тонкости ремесла, то, в чем ты не нуждался во время базовой подготовки.
Майор подала юноше пачку плотных пергаментов, увесистых и чуть ли не сочившихся важностью написанного на них. Одна из фраз, произнесенных женщиной, всплыла на поверхность его разума, затуманенного болью и медикаментами. «Командир взвода»… Если она говорила серьезно — а документы в руке выглядели именно так, — то его произвели в офицеры, прямо из рядовых и после первого же боя.
Юноша осторожно и медленно полистал пергаменты. Через некоторое время майор вновь обратилась к нему.
— В ту зону выступили три взвода. Выбрались только ты и ещё десять бойцов. Вы не позволили засадным силам противника разгромить вас. Враг намертво застрял там, где собирался продолжить наступление. Сейчас они бы уже продвинулись Император знает как далеко, возможно, до самой базы снабжения у Талиманкса.