Сын менестреля. Грейси Линдсей

Грейси вперилась взглядом в текст, все тело ее вдруг онемело, словно она забыла, как надо дышать. Ее взгляд быстро взлетал на пустынную дорогу, потом так же быстро падал.

Она принялась, сама не понимая, что делает, складывать газету в небольшой плотный квадрат. Когда бумага перестала складываться, Грейси как-то по-глупому скомкала ее в ладонях. Еще миг — и в сознание занозой вонзилась мысль. Грейси поспешно встала, охваченная стыдом оттого, что ее могут застать тут в ожидании, в терпеливом ожидании мужчины, которому появиться не суждено никогда. И она, низко склонив голову, пустилась прочь, обратно туда, откуда пришла.

Когда она вошла в город, то чем ближе подходила к перекрестку, тем больше попадалось ей на улицах людей, и многие из них оборачивались ей вслед. Но Грейси не замечала их взглядов. Ее разум кружился вихрем, вихрем мглы сомнения и боли. Да-да, ошибка. В газете напечатали про какой-то глупый слушок, вот и все. Это неправда. Дэви попросту не смог бы сделать ничего подобного: он — ее, он всегда был ее. Она подняла голову, дыхание участилось. Невольно Грейси ускорила шаг. Четыре минуты спустя она пересекла Черч-Уайнд и вбежала через боковой вход в контору Мюррея.

— Дэви! — выкрикнула она. — Мне пришлось прийти и найти тебя.

При виде ее Дэвид, сидевший, положив локти на стол, перед фотографией в красивой серебряной рамке, смешался. Он переменился в лице, его взгляд метнулся на газету, которую Грейси все еще сжимала в руке. С минуту оба молчали, потом Мюррей, сердясь на собственную слабость, сделал попытку взять себя в руки:

— Грейси, тебе не следовало приходить сюда. Я занят.

Под мягким муслином блузки у нее слегка дрогнула грудь, словно рвущаяся на свободу птица.

— Я все ждала и ждала тебя у Дамбрека.

— Ну, знаешь! — Он старательно прятал глаза. И, помолчав, сказал: — Ты же знаешь, как бывает. Незачем шум поднимать.

— Дэви! — Она протянула к нему руку, словно пыталась схватить то, что он спрятал в себе. — Почему ты так говоришь со мной? И почему не рассказал мне… как следует?

— Тебе известно все. Чего рассказывать? — Говорил он жестко, угрюмо, по-прежнему глядя в пол. — Задолго до того, как ты вернулась, я был обручен с Изабель Уолди. И теперь я намерен жениться на ней.

— А как же быть с тобой и мной, Дэви? Мы всегда принадлежали друг другу, по-настоящему и воистину, с самого начала, невзирая на все случившиеся ошибки и глупости. Изабель тебе не жена. Разве ты не помнишь, что говорил в Данбеге?

— То было летнее безумие, — перебил он ее, защищаясь. — Кроме того, ты знаешь, в каком я положении. Нельзя мне на рожон лезть.

— Я для тебя, значит, ничто, так, Дэви? — понизив голос, спросила она. — Ты же знаешь, что я люблю тебя.

Дэвид наконец-то поднял голову и посмотрел на Грейси. Она была так прекрасна в его унылой, замшелой конторе, да, горе сделало ее даже еще прекраснее, и от этого он еще больше злился, еще больнее воспринимал уколы совести.

— В том-то и дело, Грейси. Слишком уж легко ты влюбляешься в мужчин.

Она отпрянула, как будто он ударил ее по лицу. Взгляд, устремленный на него, выражал всю боль, какую вызвали в ней его слова. Лицо Грейси потемнело, и, сама того не желая, она возвысила голос:

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Очень красивое, по-мужски благородное высказывание. И это после того, как я слово дала, что люблю тебя.

— Я тебе не верю, — упорно стоял он на своем. — И никто в Ливенфорде не поверит. Нет и нет! Тут у тебя с репутацией не все ладно. А, черт! С чего это я должен препираться с тобой? Мне о своем положении надо думать. Не могу позволить себе связываться ни с чем, что выходит за рамки правил. Мы больше никогда не должны видеться. Между нами все кончено.

— Понимаю… Ты же теперь фигура видная, Дэви. Того и гляди когда-нибудь провостом станешь. Тебе не пристало якшаться с такими, как я.

Голос ее, дрожавший от яростного презрения, эхом отдавался в конторе.

— Бога ради, не говори так громко. — Он нервно бросил взгляд на внутреннюю дверь. — У меня в приемной люди ждут… миссис Стотт и жена пастора.

— Мне-то что? Пусть все слышат, какой ты жалкий, дешевый, мелкий трусишка. Если я совершила ошибку, так она, по крайности, щедрая. Я не продавала себя за партнерство в деловой конторе.

— Грейси… тебя вся улица услышит.

— Сколько ты получишь в приданое, Дэви? Не промахнись, бери облигации с золотым обрезом…

Жгучие, горькие слезы брызнули из ее глаз. Грейси судорожно зарыдала и, думая только о том, как бы убежать, бешено рванула через приемную, не обращая внимания на сидевших в ней женщин.

Когда она ушла, Мюррей застыл, недвижимый и бледный, вперив невидящий взгляд в пустоту перед собой. Вдруг он с маху схватил со своего стола пресс-папье, словно собирался трахнуть им об стену. Но сдержался. Оправившись, он поднялся пригласить двух ожидавших его клиенток.